– А ты чего на полу сидишь, Сашенька? – раздался голос Михалны. Подслеповато щурясь, грузная квартиросдатчица стояла в дверном проеме. Она никогда не пыталась выглядеть городской жительницей: цветастый байковый халат был практично подвязан передником из полотенечной ткани, на голове – ситцевый платок; хлопковые чулки простой вязки и толстые носки завершали образ Михалны. Бабуляка бабулякой, и если бы не золотые серьги-шарики и толстое золотое же обручальное кольцо, то можно было бы принять бабушку за несчастное бедное существо. Отнюдь, и видела, и слышала, и считала Михална хорошо: попробуй задержи плату за времянку! Старушка так могла зыркнуть, так сказануть, что мало не покажется! Правда, в огороде вкалывала еще лучше, и просроченную плату можно было отработать прополкой грядок. Но грядок было так много, а контроль так строг, что лучше уж было бы отдать деньгами… Это студентка Саша испытала на себе. Одна только слабость у Михалны была: аллергия на собак. Потому-то нюх у ее рыхловатого носа был тонкий.
– Потеряла что-то, дочка? – не унималась квартирная хозяйка. И оглядывать комнату начала. Саша готова была поклясться: Михална принюхивалась!
– Тапочку! Тапочку достаю вторую, – забормотала девушка. – Вчера растеряла в темноте.
– Ой, да. Ты вчерась припозднилась, дочка! Да еще и на такси приехала. Разбогатела? Или ухажер завелся состоятельный? – Такие вопросы вогнали Сашу в краску, а Михална, как радаром, обводила взглядом комнату. – Мне еще показалось, что вроде как собачка у тебя тут скулила, нет? А то ж ты знаешь, я собак-то не переношу, не смогу дышать. Была у меня жиличка такая хорошая, умница, платила вовремя, тихая, но устроилась работать в приют собачий, пришлось ей отказать – больно псиной пахла…
Ноздри Михалны раздувались теперь отчетливо. Она шарила глазами, уже не скрываясь… Намек был ясен. Да какой уж тут намек – прямым текстом сказано: «Пшла вон со своей собакой, если что!» Щенок сидел под кроватью тихо-тихо, видно, все понимал и не высовывался. А у Саши было стойкое ощущение, что псиной пахнет так, что хоть топор вешай: и руки, и лицо, и погрызенная тапочка. Девушка видела даже клочки рыжей шерсти на обивке кресла. Благо кресло тоже рыжее и рваное местами. С ужасом она ожидала, как щеки хозяйки запылают, глаза наполнятся слезами и разразится она чихом и проклятиями…