В почёте хлеб да соль.
За грехоискупленье.
Колени жжёт мозоль.
С пороком не знакома,
чей рой кишит вокруг
и ест мир, как саркома.
Иисус – один твой друг.
Подол метёт дорогу.
Смеётся детвора.
Мужчина на пороге
век не был у тебя.
В глазах домов и люда
юродива, глупа.
Среди витринной груды
твоя еда – крупа
и буквы божьей книги.
Несёшь улыбку в мир.
Аскетница меж лиха.
Ты нынче мой кумир,
хоть Бог вещал иначе
про идолов, богов,
загробье, грех и сдачи.
Ты – суть и плоть его.
Лесное происшествие
Горит шатёр небесный
в июльско-странной мгле,
молча у гор отвесных
на елистой траве.
Сияет жарко пламя,
палит блеск огоньков
и вьётся, будто знамя,
дым туч и облаков.
Темнеет рвано крыша
и старых скал стога,
и жухнут в охре рыжей
сосновых пик луга.
Глядят на действо звери,
на ветках птичий вес.
Им хочется так верить,
что вышли люди в лес,
что ту палатку свили…
И кто всему виной:
злодей, лучи светила,
чертёнок, искра, зной?!
Природы сникнет горе,
подплавив донца гнёзд.
Пожар утихнет вскоре,
раскинув угли звёзд
и лунный диск тарелки,
остывший с красноты…
Глядим на прах наш едкий
с небес сын, я и ты…
Поиски великого смысла
Съедобный ком заталкивая в пасть,
лишая власти голод и печали,
усталый пёс, представив будто всласть
жуёт филе, в мечтах живых качаясь.
Плевок улитки в грязь ведёт свой путь,
который птица хочет клювом срезать,
паук плетёт белёсо-злую круть,
что дрожью призрака в кустах сиих повесил.
Порядок там. Один лишь бьётся зверь,
неугомонно ищет, странствуя, двуногий,
и хоть нутром на них похожий всем,
но спорит век о смысле яро, строго.
Лишь он один безделен и смешон,
трудами разными себя порой забавит.
Но сути истинной богами был лишён,
и оттого с собой, иным совсем не ладит,
и лезет в мир умелых фаун, флор,
тиранит их, клепая дом за домом,
одежду, крест, стирая сетки пор,
и рушит горы, травы, древа ломом,
и ищет воздух, тайны, веру, свет,
хотя луна и солнце век сияют.
На протяженьи траурности лет
всё тратит силы, и они сникают.
Для рек и вод важнее берег, даль,
и тьма – в ночи и днём открытым векам.
Среди так многого, и это очень жаль,
нет радости и смысла богочеловеку.
Книгочтение
Варенье из тысячи брюкв,
с красивым и сладким осадком,
не слаже скопления букв,
где божьей ладонью закладка.
Обложки шершавая сеть,
как марля потёртая раньше,
продолжив ветвисто стареть,
касается сеток держащих.
Забвенья волшебный процесс,