– Да не бойся, – похлопал его по спине Тимофей. – Не отравишься. Знаешь, сколько в навозе полезных биологически активных веществ?
– Не знаю и знать не хочу, – отрезал Никитин, отплевываясь и вытирая рукавом губы. – Тьфу. Все. Пошли уже.
– Куда?
– По бабам. Шучу. Ну, радио твое устанавливать. Куда ж еще?
– Аа, – обрадовался Тимофей. – Это мы мигом. Может, еще настоечки?
– Хорошего помаленьку, – мотнул головой оператор и, встав, потянулся. Настойка, однако, сделала свое дело – головную боль как рукой сняло.
Пока Никитин придерживал лестницу, Терешин тянул провода и закреплял транслятор. Сначала мимо прошел Гаврила. Хмуро поздоровался с Никитиным и кивнул Тимофею. Потом прошли со своими козами и коровами Серафима и Лялька, главные деревенские зубоскалихи, молодые, ладно скроенные девки лет двадцати.
– Эй, Тимоха! – крикнула Серафима. – Ты че на столб забрался? Между ног зачесалось че?
– Без сопливых разберемся, – беззлобно ответил Тимофей.
– Или никак топиться надоело, повеситься решил? – намерилась следом за подругой блеснуть остроумием и Лялька.
– За козой своей следи лучше, – раздраженно огрызнулся Тимофей. – Еще раз мой забор сломает, я ей рога спилю.
– Ты бы свои сначала спилил, – крикнула Лялька, и обе девки засмеялись, хотя жена Тимофея, Галина, была абсолютно верна мужу, и никакого смысла эта реплика не несла.
– А ты кто будешь? – отсмеявшись, спросила Серафима у Никитина.
– Ну, че привязались?! – крикнул Тимофей. – Федор это. Из города приехал. Шли б вы стороной. Через полчаса вертайтесь. Радио буду включать.
Появление незнакомого, да еще городского, человека было в Невидове событием исключительным, а потому Серафима с Лялькой не только не пошли «стороной», как им советовал Тимофей, а, наоборот, еще больше оживились.
– А Федор че, язык, что ли, проглотил, сам сказать не может? – спросила Серафима.
Никитин оценивающе посмотрел на выпирающий бюст Серафимы, затем опустил взгляд на ее загорелые икры.
– На тебя глядел, облизывался, вот язык и проглотил, – сказал он, нагло улыбаясь.
Серафима, видимо, привыкла к комплиментам, посему нисколько не смутилась.
– Ишь ты, резвый какой! Чего ж ты лестницу держишь, коль такой резвый? Лез бы сам ведро вешать.
– Сама ты «ведро», – обиженно буркнул себе под нос Тимофей.
– К лестнице ревнуешь? – ухмыльнулся Никитин. – Могу и тебя подержать.