Из кухни слева послышался звон разбитой посуды и сдавленное Ой. Нестор посмотрел туда, но угол в коридоре загораживал от него хозяина. Он кашлянул и, подняв голову, направил пристальный взгляд серых глаз на лестницу, ведущую на второй этаж. Она располагалась напротив входной двери и была очень уж по мнению Нестора крутой. Оступиться на такой, было равнозначно самоубийству. Скатишься, костей не соберёшь. На верхней площадке свет не горел и уходящие в темноту ступеньки вызывали ассоциации с каким-то второсортным фильмом ужасов.
– Пройдёмте, – неожиданно раздалось над ухом доктора и он, вздрогнув, обернулся. За спиной стоял раскрасневший от усердия Давид и извиняюще улыбался. – Простите, я вас наверно напугал. У меня всё готово, можно перекусить. Там, на кухне…
Нестор кивнул, пребывая в задумчивости, и двинулся за хозяином следом. Завернув по коридору на право, они оказались в просторной кухне, где, в отличие от прихожей, царил идеальный порядок. Тарелки в сушке, стаканы в ряд на полке, столовые приборы в ячейке рядом с газовой плитой. Геометрическое совершенство, хоть проверяй по линейке. Маниакальная аккуратность могла объясниться жутким горем, внезапно свалившимся на хозяев этого дома и видимо чтоб как-то отвлечься, Давид и Лена занимали свои мысли тщательной уборкой. Только почему это не заходило дальше кухни, оставалось загадкой.
На овальном обеденном столе стояли тарелки с нарезанной колбасой, сыром, зеленью. Кусок сливочного масла почему-то положили на подставку для заварника. На плите закипал чайник, а Давид доставал с верхнего шкафа бутылку из тёмного стекла с плескавшейся в ней жидкостью.
– Коньяк, – смущённо произнёс он, перехватив вопросительный взгляд Нестора. – По рюмочке, для согрева.
Они сели и хозяина разлил по стаканам чай.
– Вы не представляете, что нам пришлось пережить за последние две недели. – Вздохнул Давид, осторожно разливая коньяк по рюмкам. – Я и моя жена Лена вам очень благодарны, доктор. Мы слышали про вас, про ваши работы, ваш авторитет… ценим ваш талант…
Нестор вдруг поднял руку, перебивая Давида.
– Не надо вот этого. Лжи. Не люблю. – Он взял свою рюмку коньяка и вылил содержимое в бокал с горячим чаем. – Не говорите мне ничего такого Давид, на что я могу обидится, а обижаюсь я исключительно на ложь.