Как долго продолжался кошмар, Ольва не помнила: она перестала различать времена суток. Лодку бросало из стороны в сторону, волны не утихали ни на минуту; ледяной ветер пронизывал тело; небо монотонно меняло цвета: свинцовый, кровавый, чёрный, а потом – в обратном порядке. Брызги холодной солёной воды жгли кожу. Кости и застывшие мышцы ломило, желудок вывернулся наизнанку, голова раскалывалась. Тошнота поселилась в каждой клеточке тела и везде вокруг. Желание теперь было лишь одно – выключить все органы чувств, забыться. Иногда это получалось: сон приходил неожиданно, проваливая её в вязкую темноту, но тем ужасней каждый раз бывало пробуждение, когда сильная волна бесцеремонно окатывала девушку, возвращая к действительности.
Когда Ольва открывала глаза, она иногда видела свою проводницу. Эта женщина с невыразительным бледным лицом, смешивающимся с фоном неба, сидела позади и с невероятным упорством грызла солёные галеты, вытаскивая их из жестяной банки. Пару раз она предложила их страдалице, но та отказалась. Никаких иных проявлений участия к себе девушка не заметила, поэтому спутница представлялась Ольве скорее деталью тусклого пейзажа, нежели человеком.
В какой-то момент девушка, находящаяся в беспокойном полузабытьи, всё же, ощутила, что судёнышко под ней пошло ровнее, ветер слегка стих, и она, наконец, погрузилась в спокойный сон, показавшийся ей минутным.
Проснувшись, Ольва испугалась. Прямо над ней возвышалась огромная скала коричневого камня. Девушка, преодолевая боль, пошевелила затёкшей шеей и попробовала поднять голову, чтобы оглядеться. Нависшая над лодкой скала находилась по левому борту и представлялась бесконечной, справа она омывалась лентой серо-голубого неба и моря. Аника, её проводница, уже не полагалась на волю провидения, а взяла в руки вёсла и гребла вдоль скалы. Видно, её движения и разбудили измученную Ольву.
Та начала приподниматься, но голова закружилась, и боль пронзила тело, она слабо охнула и снова опустилась на дно.
– Плохо? – взглянула на неё Аника и кинула девушке свернутый грубый плащ, который сняла с себя ещё раньше, оставшись в лёгкой блузе, кожаных брюках и высоких сапогах: – На! Положи под голову, будет легче.
Ольва не успела поймать брошенную вещь, и комок ткани упал на неё с тяжестью камня. Она кое-как ослабшими руками подгребла его под себя и вновь закрыла глаза. Кровь потихоньку отхлынула от макушки, стало полегче дышать. «Как эта женщина умудрилась остаться бодрой в таком аду?» – подумалось Ольве, но после всего, что случилось, мысль должного изумления не вызвала. Здесь всё должно быть иначе, и было – иначе, только совсем не так. Совсем не так.