.
я
законсервирую наши образы,
милые безобразия, как персики,
в колбах/фоторанах/эмбрионах души.
искрящийся, бенгальский голос.
жесткий смех. тату лисицы
на ключице.
блестки бессмертия в словах.
там,
в лобных долях неба, где ты не умрешь.
когда ты умрешь,
расшнуруй корсет ребер,
распусти позвоночник,
стань сиреневым цветком сверхплоти,
гибкой и хлесткой.
выдохни нас.
напоследок – нырни в мою память.
с вышки-вешалки, где осталось твое пальто, —
кашемировая волчица
танцует танго с моим пуховиком.
кипяток нейронов.
ты не бойся обжечься, когда уйдешь.
.
намекни. ущипни меня за сосок
сознания,
чтобы смог перестроить координаты,
перетащить
зенитки, рассветы, рояли.
чтобы сонные привидения по утрам
глотали соленую овсянку
первого снегопада – сквозь тебя,
сквозь
прозрачный
желудок
окна.
.
когда умрешь, не переживай о кредитах —
я оплачу,
не волнуйся о коте Кузе – возьму себе,
обещаю кормить и любить.
обещаю: и его переживу.
ибо вечность во мне – как горб.
как гранитное проклятие скал и гор.
это – искусство неумирать,
ибо я полубог.
мы не победили лейкоз, но рубец от клешни
я буду носить в сердце.
помнить, что ты жива.
и – сиреневая Ниагара вечерней неземной грусти,
Хиросима смысла и бессмыслия.
как же жаль городки наших дней,
счастливых япошек минут…
.
когда ты уйдешь, я вздрогну, как ноутбук.
и посмотрю в окно на то,
как осыпаются небоскребы —
бликами, пикселями, пестрым квадропеплом
компьютерной программы…
разрушая машинный код.
я слушаю вечерний летний сад:
ракушку приложил к уху.
а ветки роз изящны, хищны, как богомолы.
блики на листьях, кошка вылизывается на подоконнике.
вдалеке верещат белки: скандал на фоне
персиковых обломков заката.
сорока расхаживает по будке – яркая и наглая,
как сутенер.
жуки перемигиваются крыльями-антибликами.
муравьи щекочут маленькие ступни
вишням-китаянкам.
и тесное, густое движение листьев внутри клена —
куёвдятся темно-зеленые
треугольные рыбы в аквариуме переполненном:
человечество листьев в разрезе.
и повсюду разлита невинность,
хотя здесь ежесекундно кто-то пожирает кого-то.
груши, как пьяницы, доходят под газетой на столе.
забытая чашка с глотком дождя и чая,
ветер плывет на спине по саду.
жена играет в смартфоне,
отращивает сигаретный жемчуг на блюдце.
и я прислушиваюсь к саду, будто к сейфу – вор:
щелчки, дыхания, шорохи и всплески звуков.
я проглотил наживку тишины.