-За все держать ответ перед Господом…
-Ну… вы сперва тут за все ответите… Милиционера на днях, на стойбище калмыка Басана – Романцов повесил?
-Так точно.
-Ладно, по тебе разговор особый будет. Попробую чем-то помочь, ежели што… Но и ты…
-А не надо мне милостей от твоей Совдепии, начальник. Устал я, хватит. Весь в человеческой крови, как палач… Никто и нигде меня не ждет… уже. Я помогу. Мне самому этот… урядник… Револьвер дашь? С одним патроном? Потом?
-Дам. Тихо!.. Идеть вроде!
Скупая зимняя зорька несмело засерела по белой низине, но тут же косматые клочья тяжелого тумана стали быстро заволакивать сухие заросли камыша и дикого терновника. Костерок уже погас и только малая искорка все еще слабо тлела где-то в его глубине.
Где-то далеко гулко расхохоталась ночная птица. Застоявшаяся вороная кобыла Романцова, почуяв приближение хозяина, приветливо и мирно заржала, кивая гривастой заиндевелой головой и нетерпеливо переминаясь на тонких передних ногах.
-Эх! Хороша! -Гришка блеснувшим краем глаза провел по ее округлой шее.
Он сбросил тяжелый кожух, оставшись в одной гимнастерке, и затаился за широкой фигурой Распекаева, вынул и поставил на взвод револьвер, но нож все же приставил к сонной артерии на темной шее штабс-капитана:
-Не дури только… Мне он живой нужон!
-Слово офицера, сказал.
Романцов в громадной лисьей шапке, насвистывая похабную окопную песенку, быстро шел по качающемуся заиндевелому мостку. На нем поверх черного кожуха был только маузер в громадной деревянной кобуре. В руке он нес какой-то узел.
-Распека-а-ай! Ч-черт тебя подери! Темень-то к-какая!.. А? П-п-римерз, штабс-кап-питан? – злобно крикнул он, едва выйдя на берег, -иди, дурилка, баул у меня… возьми…
-Да… на месте я… Замерз, как собака…
Едва он медленно поднялся на скользкий заснеженный берег, как Григорий одним прыжком сбил Романцова с ног и, навалившись, ловко вывернул его руки за спину, привычно стягивая запястья узкой сыромятной петлей. Урядник, разя самогоном, почти не сопротивлялся, только мычал что-то бессвязное.
-Пьяный, как собака, – Григорий наконец выпрямился на его спине, перевел дух, оглянулся.
Штабс-капитан сидел под тем же деревом и заразительно хохотал, задыхаясь и скаля ровные ряды крупных белых зубов. Заношенная солдатская папаха свалилась с его головы, обнажая трясущиеся седые космы давно немытых волос: