– И что с того? – спросил он.
– А то, что я с вами прощаюсь, дорогой мсье Жакаль, – ответил Сальватор.
И, поклонившись полицейскому, и, как и при встрече, не подав ему руки, пошел по улице Сент-Оноре к стоявшему на углу улицы Нев-дю-Люксамбур фиакру, в котором его ждал Доминик.
Открыв дверцы кареты, он протянул Доминику руки.
– Вы – мужчина, – сказал он, – вы – христианин. Следовательно, вы знаете, что такое боль и покорность судьбе…
– Бог мой! – произнес монах, сложив белые тонкие руки.
– Так вот. Положение вашего друга серьезно, даже очень серьезно!
– Значит, он вам все рассказал?
– Напротив, он ничего мне не сказал. Это-то меня и пугает. Он не знал вашего друга в лицо, он впервые слышит фамилию Дюбрей, он не знает причины его ареста… Крепитесь, отец мой, повторяю, положение очень и очень серьезное!
– Что же делать?
– Возвращайтесь домой. Я попробую что-нибудь узнать. Вы тоже постарайтесь разведать по вашим каналам. И положитесь на меня.
– Друг, – сказал Доминик, – уж коль вы так добры…
– Что еще? – спросил Сальватор, глядя на монаха.
– Позвольте мне попросить у вас прощения за то, что я не все вам сказал.
– Еще не поздно. Говорите же.
– Так вот, знайте, что человек, которого арестовали, не Дюбрей, и он не мой друг.
– Вот как?
– Его зовут Сарранти. Это мой отец.
– Ага! – воскликнул Сальватор. – Теперь я все понял!
Затем, взглянув на монаха, сказал:
– Идите в первую церковь, которая попадется вам на пути, и молитесь, брат мой!
– А вы?
– Я… я попробую что-нибудь сделать.
Монах схватил руку Сальватора и, прежде чем тот успел воспротивиться этому, поцеловал ее.
– Брат мой, – сказал Сальватор. – Я уже сказал вам, что предан вам телом и душой, но нас не должны видеть вместе. Прощайте!
Он захлопнул дверцу кареты и быстрыми шагами удалился.
– В церковь Сен-Жермен-де-Пре! – сказал монах вознице.
И пока фиакр с присущей ему скоростью двигался в сторону моста Согласия, Сальватор быстрыми шагами направлялся к улице Риволи.