Окна жильцы конопатят ударно,
спешно ровняют все створы дверей.
Даже красавицы кутают лица
в шарфы, косынки и ворот пальто.
Каждый чего-то стыдится, боится.
Небо вдруг стало большим решетом.
Бороды чаще свисают и с юных.
Шмыгают чаще больные носы.
Мусор и листья, как мокрые дюны.
Страх предвещают любые часы.
Рвань облетает с дерев и построек.
Нервы искрят и гудят провода.
Падает даже и тот, кто был стоек.
Земь устилают листва и вода.
Такт забывают бегущие в транспорт.
Холод сжимает душонки в зерно.
Будто побег из посёлков цыганских
граждан, которым так стало дрянно.
Прячутся мухи меж рам и в подъезды.
Гнилью оделся любой огород.
Непромоканье важнее всей чести.
В городе паника – осень идёт…
Царь горы
Забравшийся наверх, всю слабь поборовший,
откинувший немощь, сомнения течь,
оставивший низость идей у подножья,
обмазался маслом и вытащил меч,
чтоб высь охранить от набегов плебеев,
подползов шпионов и алчных смельцов,
и зависти сильных, дурных, беднотеев,
безумцев и жаждущих славы бойцов.
Себя и владенья свои защищая,
возвёл загражденья, крапивный посев,
терновые кущи вдоль вышнего рая,
и сам возвеличился, будто бы лев!
Расставил заслоны, колюче-сплетенья
и выставил щит, чтоб атаки отбить,
чтоб как можно дольше в своём обретеньи
велико и гордо, надмирно прожить!
Сизое семя
Подсолнуха семечко – голубь,
неделю уже не кружит;
укрыв лужи грязную прорубь,
нетронуто, мёртво лежит.
Себя он, наверно, посеял,
иль кто-то недобрый помог.
Птах вечную тему затеял,
не выдав погибельный слог -
врасти в неизвестную почву,
взойти по весне и цвести,
а осенью, днём или ночью,
пробиться из шляпки, замстить
внезапной и каменной смерти
своим возрожденьем из тьмы,
покинуть согнутости жерди,
расправить крыла, и во дни
всей сизою стаей подняться,
под небо родное взметнуть…
Но знал ли, что он ошибался?
Иной у подсолнуха путь.
Постылая пора
Кусочки валежника, камешков, тряпок,
стекольных мозаик, бутылочных ваз,
лузги и пакетов, и корок от ранок,
налипших на гнильно-дорожную мазь.
И эта гуашь под октябрьским солнцем
не сохнет и вспаханно, жирно лежит,
как скисшая пища на выжженном донце,
над коей рой мух оголтело кружит.
Повсюду сквозит и шуршанье песчинок,
и сгустки, окалины вязких плевков,
опалость последних в природе тычинок,
увядшие пестики, сырость углов.
Промозглость погоды приносит печали,
бессрочность размолвок дарует тоску.