– Сам да не сам! – строго сказала она. – Надо так! Не спорь! Лучше подумай, кого из казачков в обучение возьмёшь.
Молнией промелькнули мысли, и Ванька опустился на колени, почти сравнявшись в росте с сидевшей барыней:
– Елизавета Владимировна, ангел вы наш, явите свою милость! – и замолчал, холодея от своей дерзости.
– Ну что такое, говори! – улыбнулась она.
– В той деревне есть семья одна… без кормильца. Отец погиб, три года назад сорвавшись с церкви, которую строил у нас, помните?
– Да, припоминаю, Иваном его звали, – погрустнела барыня. – Справный мужик был и мастер отменный. Не спасли его.
– У него семья осталась: вдова и пятеро сирот.
– Пятеро?! – барыня прижала ладонь ко рту. – Я и не знала… И что они?
– Они в бедности живут. Старшому шестнадцать, он неумеха ещё, малым десять да шесть – Аксютке и Стёпке, а малышам-двойняшам, Дашке да Пашке, четыре годочка, – заторопился парень. – Бьётся она как может, словно рыба об лёд. У мира помочи не просит, всё сама. Гордая. Вольная была, да вышла замуж за крепостного и волю потеряла. А старший толковый парнишка. Вот если б его мне в ученики, а их всех сюда перевезти под ваше крыло, матушка-заступница! – выпалив всё, он смолк, глядя на барыню.
– А ты, гляжу, полюбил их, – тихо промолвила.
– Я жил у них, матушка. Арина Тимофеевна заботилась обо мне, как о родном сыне, никакой разницы не делала между мной и своими детьми!
– Да и ты, думаю, на месте не сидел? – опять улыбнулась барыня.
– Сколь мог – помог, а потом вы меня вызвали.
Елизавета Владимировна призадумалась:
– Говоришь, младшенькие двойняши?
– Да! Забавные – страсть! Аксютка со Стёпкой работящие, много чего уж могут по дому.
– Что ж, Ваня, я услышала твою просьбу. Решим. А ты иди пока, отдыхай.
Парень поднялся с колен, поклонился и пошёл к двери.
– Да, Ваня! – окликнула она его, когда он уже взялся за дверную ручку.
– Что, матушка? – с испугом обернулся он.
– Бороду сбрей! – засмеялась Елизавета Владимировна. – Стань прежним!
– Слушаюсь, Елизавета Владимировна! – с лёгким сердцем Ванька вышел от своей госпожи, постоял на пороге, пытаясь свыкнуться с мыслью, что у него будет помощник и ученик. Это было очень непривычно.
– Здорово, парень! – послышался незнакомый голос. Ванька обернулся:
– И тебе поздорову! А ты кто?
– Звать меня Фёдором, я камердинер барина, – высокий смуглый черноволосый и черноглазый парень, похожий на цыгана, смотрел на него, склонив к плечу голову. Его можно было назвать красивым, если бы не поломанный и неправильно сросшийся нос, несколько выбитых зубов и ехидная ухмылка, с которой он рассматривал Ваньку.