Лиза обняла отца и прижалась к нему, тот погладил ее по голове. Ее мама умерла с год назад, несколько месяцев отец и дочь жили вдвоем, а потом их уплотнили Альбиной, пятидесятилетней поварихой, долгие годы скитавшейся по подвалам и бомбоубежищам окрестных населенных пунктов. Альбина прибилась к одному из караванов, дошла до колонии и упросила оставить ее.
Лиза первые недели игнорировала женщину, продолжая тосковать по матери. Да и Серафим, несмотря на свое человеколюбие и смирение, относился к жиличке без симпатии. Но со временем и отец, и дочь привыкли к тетке Але и даже полюбили ее. Альбина была человеком добрым, открытым и работящим, для каждого у нее находилось теплое слово. В Лизе Альбина души не чаяла. Они и сейчас пришли вдвоем.
Вторым появился Владимир Данилович. Жена и сын редко его встречали, зато Валентин Валентинович – регулярно; он был тут как тут.
– Как там? – спросил Валентин Валентинович. – Пошаливают? – собеседник нехотя кивнул. – Ты видел – кто?
– Парень мой видел. Но с ним попозже… Пусть в себя придет.
Из дверей раздевалки показался Сергей.
– Слава богу, живой… – едва слышно пробормотала Полина.
Денис посмотрел на нее снизу вверх.
– А ты сомневалась? – строго, почти с осуждением сказал он и тут же переключился на отца. – Папка!
Сергей улыбнулся и раскрыл объятия.
Они постояли несколько мгновений втроем, обнявшись. Двинулись по коридору, и тут Сергей увидел Валентина Валентиновича, озабоченного чем-то, даже, пожалуй, сердитого.
– Вы переживали, – напомнил ему Сергей. – Все ведь образовалось, верно? Ни для кого Дина не обуза… Как она, кстати, давно вы ее видели?
– Сам у нее спроси, – сухо ответил Валентин Валентинович и повернул голову.
Проследив за его взглядом, Сергей увидел стоящую в отдалении Дину-дикарку. Теперь она выглядела не в пример лучше: чистенькая, аккуратно одетая… Стояла и смотрела на Полину с Денисом во все глаза.
– Дина! – позвал Сергей.
От его оклика она будто очнулась, глянула на него исподлобья, резко повернулась и скрылась среди снующих людей.
Двух вещей не предусмотрел Создатель, завершая свое творение – наш хрупкий и противоречивый мир.
Не дал возможности людям возвращаться во времени для исправления совершенных ошибок. Пусть бы разрешил отменять только самые тяжкие из них – сколько горя в этом случае удалось бы избежать! Пусть хотя бы давал единственный на всю жизнь шанс: исправил что-то, по твоему мнению, наиболее важное – и все, потом или не совершай, или крепись, другого раза не будет.