С дядей Федей мы соседи.
Трудно он живёт.
Но, как прежде, на беседу
он меня зовёт.
Я войду к нему, робея,
крикнет: «Проходи!».
А сосед – без ног обеих.
Защемит в груди.
– Нынче я боец примерный.
Мне, браток, почёт.
Мы теперь, пенсионеры,
все наперечёт.
Заседанья, юбилеи
трудно одолеть.
Я теперь уж не болею —
некогда болеть.
Тряско рюмку подымая,
скажет в тишине:
– Мало нас осталось, мало.
Даже я в цене.
Всё, что добыл кровью-потом,
я ношу с собой.
Не разведка, не пехота —
тыловой обоз.
В нём геройства не вершили,
не могли тогда.
Просто жили, трудно жили
в трудные года.
Да и разве, брат, геройство
крепко гада бить,
если у тебя есть свойство
Родину любить?
Так за что же нам медали? —
думается мне.
Да за то, что смерть видали
часто на войне.
И, как будто подытожив,
чем страшна война,
скажет тихо: «Я вот тоже
получил сполна.
До колен меня обрезал.
Это не пустяк…»
В тишине его протезы
громко захрустят.
Он забудется, застонет,
вспомнив о былом.
Но очнётся – нас застанет
за своим столом.
И неспешная беседа
мирно побежит…
Улыбнётся напоследок:
– Будем, братцы, жить!