Подняв взгляд от воды, Андрей оглянулся кругом — почти все
здания, старые, дореволюционные (ещё одно слово, которое дико
звучит в постпандемическом мире), начавшие разрушаться задолго до
пандемии. Только Никольские ряды, уменьшенный Гостиный двор,
приведены в порядок. Ну и щеголяют два собора, Троицкий своим
шпилям впереди и Никольский куполом за спиной.
— Как хорошо, что в городе много воды, при желании можно в ступе
толочь. — Тихо, почти про себя, напел Андрей и поразился
тишине.
Вроде бы весна, вот-вот листья начнут распускаться, а где-то
уже, но ни одной птицы не слышно. И, к счастью, ни одного человека.
Или к несчастью, сразу же одумался Андрей, ведь может быть хороший
человек, не обязательно бандит. Но так уж устроен наш разум, что
лучше подумать плохое, чем хорошее. Если подумал плохое, то эта
мысль спасёт, если подтвердится, или обрадует, если окажется
напрасной — действительность лучше, чем я думал! А если подумать о
лучшем варианте, то не спасёт и не обрадует.
Андрею не хотелось уходить с угла Фонтанки и Крюкова, тут было
так тихо, спокойно, даже уютно. Как встреча со старым знакомым,
другом. Когда-то он тут бывал часто, проходил с севера на юг и
обратно, с запада на восток и тоже обратно, просто кругами. Пола —
полюс Парижа, вспомнил Андрей и грустно усмехнулся. Даже по льду
когда-то ходил, расчищал площадку от снега. И на кораблике катался.
Последнее вряд ли удастся повторить, разве что на лодке, на вёслах
или моторе.
Эта мысль вернула рассуждения о будущем на место и, вздохнув,
Андрей направился дальше, мимо Никольского собора к остаткам
Мариинского театра.
Театр был одним из первых уничтоженных мест, которые повстречал
Андрей в своих прогулках по городу. Особенно пострадала новая сцена
с её ониксовой стенкой: новое здание из стекла и бетона отлично
годилось для выплёскивания агрессии, а оникс — замечательный
сувенир. Из старого здания Андрею удалось вынести несколько
элементов декора, липовый подсвечник с лампочками. Вандалы
оправдали своё название и вели себя как в римском театре.
Большая пластиковая бутылка гулко прокатилась по камням
набережной и упала в канал. Проблема нашего мира,
постпандемического мира, в том, что мы используем невозобновляемые
ресурсы. До трагедии такими ресурсами были уголь и нефть, которые
так и не успели закончиться. Сейчас почти все ресурсы
невозобновляемые: консервы, одежда, оружие, машины, бензин,
инструменты — всё, чем мы сейчас пользуемся. Даже питьевая вода в
городе — ценный ресурс, который уже сложно найти. Если уйти из
города, то там, возможно, будет легче: нет проблем с водой, еду
можно вырастить, скорее всего, легко найти бесхозных коров, овец,
коз, устроить ферму. Там будут свои проблемы, например, где брать
лопаты? Не сейчас, а через 5 лет, когда старые сломаются. Город
притягивает к себе не только потому, что тут есть много всего
готового, но и потому, что тут есть возможность хоть как-то
восстановить производство. Поставить солнечные батареи, сделать
двигатели на спирту и запустить хоть какие-то простые станки,
что-то сделать и начать развитие не с самого нуля. А в деревне, на
ферме, что ты сделаешь? Только кузницу открыть и ковать самый
простой инструмент. Правда этому тоже придётся учиться — найти
кузнеца сейчас сложнее, чем утку в городе. Уток нет, видимо,
потому, что слишком пахнет падалью, мертвечиной. Только падальщики
сбегаются в умерший город. Распадающийся, гниющий город. Надо
отсюда уходить.