Но в Шеррингфорде я своих пристрастий не афишировал. Навязчивый страх, преследовавший меня постоянно, не давал показывать свои работы другим: не хотелось, чтобы все начали сравнивать меня с доктором Ватсоном. Я старательно шифровался и был застигнут врасплох, когда все это чуть не вскрылось однажды за ланчем.
Мы с Томом взяли по сэндвичу и устроились в сторонке под ясенем в компании нескольких ребят из Миченер-холла. Том рылся в моей сумке в поисках клочка бумаги, чтобы выплюнуть в нее жвачку. Обычно меня раздражает, когда кто-то так бесцеремонно копается в моих вещах, но так же вели себя и мои старые друзья в Хайкомб, так что я не стал возражать.
– Можно отсюда вырвать? – спросил он, показывая на мою тетрадь.
Огромным усилием воли я сдержался, чтобы не отобрать ее тут же.
– Ага, – безразлично ответил я, вытаскивая чипсы из пакетика.
Том пролистал тетрадь – сначала быстро, но постепенно замедляясь.
– Хм, – произнес он; я кинул на него угрожающий взгляд, но он этого не заметил.
– Что это? – спросил кто-то. – Любовные поэмы? Эротические рассказы?
– Похабные стишки, – сказал Добсон, мой сосед по общежитию.
Том прокашлялся, как будто собирался зачитать вслух страницу из моего дневника (а это был именно он).
– Нет, портрет твоей мамаши. – Я отобрал тетрадь и вырвал последнюю страницу, а затем для надежности сунул тетрадь себе под коленку. – Это просто дневник. Заметки для себя, что-то типа того.
– Я видел, как ты разговаривал с Шарлоттой Холмс во дворе, – сказал Добсон. – Про нее тоже написал?
– Конечно. – В его голосе было что-то неприятное, и я не хотел своим ответом подливать масла в огонь.
Рэндалл, его краснолицый сосед по комнате – мы были вместе в команде по регби, – взглянул на приятеля и склонился ко мне с заговорщицким видом.
– Мы уже целый год пытаемся расколоть этот орешек, – сказал он. – Она красотка. Носит эти обтягивающие брючки. Но никуда не ходит, кроме как на свой странный покер, да еще и не пьет. Принимает что покрепче, да и то в одиночку.
– Они пробуют на ней пикап, – мрачно сказал мне Том и, увидев мое недоумение, пояснил: – Искусство съёма. Ты такой унижаешь девушку – типа, маскируешь оскорбление под комплимент. Добсон постоянно говорит ей, что он единственный, кому она нравится, другие считают ее страшной и вечно под кайфом, ну а он как раз на таких и западает.