Посмеялись, еще о чем-то говорили, но когда пора пришла в поселок возвращаться, а время к полуночи потянулось, снова про ведьму вспомнили. Пойти ночью на погост, хоть и старый, почти всеми забытый, желающих так и не нашлось. Лишь она дура, рот раскрыла… Может выпитое вино в голову ударило.
Все в поселок потопали, а Нинка при свете круглой как блин луны, в сторону Холодного ставка поперлась, в руках сумку неся. Там в сотне метров от воды граница старого кладбища проходила, которое покоилось под сенью столетних дубов и зарослей боярышника.
Когда шаги и голоса ребят не стали слышны, алкоголь выветрился в один миг. Сказать, что страшно стало, ничего не сказать. Жуть. Но характером Нина вся в мать пошла, да и не особо верилось в чертовщину. Не заметила как дошла. Тишина!.. Ветка на дереве не шелохнется. Ну и где могилу колдуньи искать?
На дрожащих ногах Нина пошла по кладбищу. Луна будто специально подсвечивала проход. Могильные плиты, каменные кресты и памятники укрылись под деревьями, уступами поднимались на холм, с обеих сторон оккупировав распадок балки, отбрасывали тени. Давным-давно погост был последним пристанищем горожан, ну и поселковых тоже хоронили… Остановилась. Напрягшись, прислушалась. Каждый шорох, навеивал на девушку страх, ей так хотелось уйти, сбежать, но…
Вот она – почти исчезнувшая от времени могила, справа от центральной аллеи, неподалеку от каменного креста, когда-то давно поставленного усопшему купцу Калашникову безутешными родственниками. Она у цели.
Небольшой могильный холмик без креста, обильно поросший бурьяном и чертополохом. Может оттого и крест не поставили, что в натуре ведьма упокоилась. А скорей всего просто некому ставить было.
Подошла ближе и… Присев на корточки, при свете луны стала очищать могилу от поросли, отбрасывая траву на сторону. Повторяла:
– Вот так! Вот так! И еще!
Закончила. Отдышалась. Из сумки вытащила початую бутылку вина, стопку. Налив ее, поставила прямо в центр очищенного пространства, туда же положила остатки закуски. Выпрямившись, снова обратилась к той, которая под холмиком уж лет сто как истлела:
– Я тебя не боюсь!
Из-за спины услышала голос.
– А, зря!
Кричала так, что наверное в поселке слышно было. Описалась, обильно, полной мерой напрудив в трусики. Ноги подкосились, в обморок упала. В себя пришла, под ощущением взгляда. Руки-ноги как не родные. Пошевелиться – целый подвиг совершить. Напротив нее присела совсем не старая дама. Именно дама, исходя из шитья на одежде времен… ну точно не этих, и даже не начала соцреализма.