Вечерами мы с мамой чаёвничали. Но не в гостиной, а на кухне, с прислугой. Мама скучала по простоте жизни. По её словам, высокомерное городское общество раздражало. Хотелось уюта и тепла.
Мы, как прежде, проводили время вместе. Гуляли, смеялись. Пекли булочки с корицей. Нам было хорошо, мне было… Я наслаждался. Мы часто приходили к нашему дубу. Вот и сейчас я лежал, зажмурившись от удовольствия, под кроной. Задумался. Дуб в хвойном лесу. Он тоже дерево. Все маги – люди, пусть я и не маг, но я же человек! И я не боюсь быть изгоем.
Свист и гулкий бабах встряхнули.
– Началось! – резко подскочив, воскликнула мама и схватилась за живот.
По её ногам потекла вода.
– Мама? – я, недоумевая, смотрел на песок, который увлажнился.
– Воды отошли. Николас, твоя сестрёнка решила родиться не совсем вовремя… Помоги мне!
Мама вскрикнула и наклонилась, будто ударили под дых.
– Мама! – я, нырнув ей под руку, дал опереться на себя.
Из дома к нам мчались гувернантка и молоденькая служанка.
– Алиса, воды отошли. Римая просится на свет… – горько усмехнулась мама.
Небо затянуло грозовыми тучами. Вокруг резко потемнело. Мараш мчался из конюшни со всех ног.
– Хозяйка, скорее в дом. Нико, говори, что делать!
– Ты знаешь. Поднимай шпили чуть выше крыши и закрепи их. Как долго сможешь удерживать? – пока я говорил с садовником, Алиса увела маму в дом.
– Сколько понадобится, столько и продержим! Ты не волнуйся, хозяин, я только с виду стар, а силы магические не стареют, и душа у меня…
Я улыбнулся. Люблю деда Мараша! Всегда он на моей стороне был. И верит в меня в отличие от моего отца.
Свист. Розово-фиолетовые вспышки над облаками. Сетка из молний озарила всё небо. То тут, то там стали опускаться разряды на землю.
– Пора, Мараш! Давай! – закричал я.
В доме послышался крик. Это была мама. Я как ошпаренный бросился в дом. Дина меня схватила за шкирку прямо перед дверью в мамину спальню.
– Пусти! – огрызнулся я.
– Куда прёшь? Афелия рожает. Тебе туда нельзя! – ругала подруга.
Снова приглушённый крик. Дверь распахнулась. Краем глаза я увидел большую деревянную лохань. В ней по грудь в воде сидела мама. Белая рубашка промокла, дубовая ветка в зубах. Она крепко сжимала борт лохани, так что костяшки на пальцах побелели.
– Ну-ка посторонись, мужчинам здесь быть не положено! – вскинулась незлобно Алиса.