Ещё чего. Чтобы я использовала помаду! Да ещё и просила у кого-то! Каждый мужлан на улице будет глазеть на меня и думать, что я непременно для него накрасила губы. Но переодеться определённо нужно. В тонкой ночнушке я совсем замёрзну, пока дойду до редакции.
Вся моя одежда валялась неаккуратной кучей в углу комнаты. Я выбрала тёплое флисовое пальто и шерстяную блузу. На ноги ничего тёплого не нашлось. Пришлось обойтись юбкой и чулками. Хотя бы что-то. Сын заглянул в комнату и, окинув меня пытливым взглядом, удовлетворённо кивнул.
– Хоть на человека стала похожа!– и исчез.
Чулки – подарок на день рождения от одной безответственной лгуньи – оказались неожиданно тёплыми. Вот теперь можно было направляться за жалованием. Денег давали совсем немного, хватало только на еду и оплату квартиры. На еду не всегда. На квартиру всё же приходилось тратиться.
Улицы оказались скользкими и холодными. Все как одна. Получив свой скудный гонорар, у безразличной женщины-секретаря, я решила пройтись до ближайшего рынка. Никогда бы не подумала, что скачусь до такой степени унижения, что торговки будут знать меня не то что в лицо, а по имени.
– О, Мари, вы как всегда элегантны,– усмехнулась тощая бакалейщица с куцым хвостиком соломенных волос. Она покуривала какую-то папироску с тщеславным видом преуспевающего в жизни человека. Вся сутулая, неаккуратная, она будто завидовала моей осанке и красоте. Я бы и взглядом её не удостоила, если бы вдруг в моём горле не возник комок, а ноздри не защипало от знакомого запаха табака.
– Вы тоже, Жанетта,– улыбнулась я.– У вас случайно не будет папироски?
– Держите,– она усмехнулась и протянула мне крепкую мужскую сигарету. Я поспешно вытащила из кармана старую жестянку из-под дорогих папирос, которую использовала в качестве портсигара и, достав оттуда спички, закурила. Как только сигарета исчезла ровно на половину, я затушила её и спрятала в жестянку.
Улыбнувшись Жанетте, я направилась к палатке с овощами и услышала, как та за моей спиной шепчет своей дряхлой подруге, дремлющей у бакалейной лавке на стуле:
– Как можно так вульгарно курить? Выпускает дым из ноздрей…
– Ещё и докуривать не стала, на потом сохранила, мышь церковная!– поддакнула старуха.
– Шесть, пять, четыре, три, два, один,– потихоньку переставало помогать даже это.