Наконец, в-четвёртых, это были декларации, которые, как известно, отличаются от других договорных документов тем, что представляют собой заявление двух и более государств, устанавливающее их взгляды по определённым крупным проблемам и излагающие общие принципы отношений между этими странами. Поэтому они ни в правовом, ни в политическом отношении не имели характера договоров о ненападении. Декларации соответствовали принципам международного права и не могли быть источником международной напряжённости, чего нельзя сказать о советско-германских договорах, подписанных в 1939-1940 гг.» [73;29].
Читаешь такое, и поневоле приходит в голову присказка: «Такому – хоть грязь в глаза, а всё – божья роса». И пишет подобное не безграмотный журналист, а исследователь-профессионал, много лет посвятивший изучению соответствующего периода европейской и советской истории. Видимо, для профессиональной пригодности важны не только деловые, но и человеческие качества (например, порядочность). Чтобы читателю было яснее, почему утверждение М. И. Семиряги не может не вызывать, мягко говоря, удивления, уточним, что сей почтенный историк ведёт речь об англо-германской декларации, подписанной 30 сентября 1938 года, перед отъездом Чемберлена из Мюнхена, и франко-германской декларации от 6 декабря 1938 года.
Подписание деклараций состоялось после мюнхенского сговора, когда от суверенной Чехословакии, даже не спросив её согласия и не пригласив её в Мюнхен на переговоры, отторгли Судетскую область. Это к словам М. И. Семиряги об неущемлении интересов третьих стран.
Что же до того, что англо- и франко-германские договора не дестабилизировали обстановку и не могли вызвать беспокойство Советского Союза, то и данное утверждение критики не выдерживает. В конце сентября 1938 года мир точно так же, как и в конце лета 1939 года, стоял на пороге войны. Если бы чехословацкое правительство проявило политическую волю и желание отстаивать независимость своей страны в союзе с СССР, то конфликт мог разгореться нешуточный. Правда, вопрос – на чьей стороне оказались бы в этом конфликте Англия и Франция. В предыдущей главе говорилось, что есть все основания полагать, что англичане и французы могли выступить совсем не на стороне Чехословакии и СССР. И если 6 декабря, когда Франция подписала свой договор о ненападении с Германией, было ясно, что никакой войны, по крайне мере, в данный момент, не будет, то 30 сентября, когда своё соглашение с Гитлером подписывал Чемберлен, никакой уверенности в мирном исходе дела не существовало. Советские войска концентрировались у границ, а советское руководство было полно решимости выполнить обязательства перед чехословаками.