И вряд ли продвижение Гитлера на Восток, продвижение, для которого Англия и Франция отдавали на «заклание» своего союзника, не могло не беспокоить Советский Союз.
Международная напряжённость, как в сентябре 1938 г., так и в августе 1939 года, имела место. Когда она была сильнее? Градусником её никто не мерил. Однако ситуации были чрезвычайно схожи. От некой европейской страны Гитлер, «играя мускулами», требовал определённых уступок (в сентябре 1938 – от Чехословакии; в августе 1939 г.– от Польши). У этой страны были союзники (Англия и Франция), которые должны были вступиться за неё. И был Советский Союз, который данной европейской стране, в принципе, был ничего не должен (напомним, что с Польшей никакого договора о взаимопомощи не было подписано (по вине поляков), а помощь Чехословакии (по её инициативе) обуславливалась помощью ей Франции, т.е. не начни действовать последняя, и СССР мог не беспокоиться оказанием помощи чехословакам), но который был готов прийти ей на помощь, если на то будет её согласие. В сентябре 1938 года мир стоял на пороге войны, но шага к ней не сделал. 1 сентября 1939 года война началась. Какую принципиальную несопоставимость военно-политических обстановок начала осени 1938 и конца лета 1939 года узрел М. И. Семиряга, мы понять не можем. Единственно, в чём обстановка схожей не была, так это в потенциале рейха. Преданная Англией и Францией Чехословакия чрезвычайно усилила Германию в военном, промышленном, финансовом плане (см. главу I). Да, к сентябрю 1939 года Гитлер был значительно сильнее, чем в сентябре 1938 года. Но не Советскому Союзу надо это вменять в вину, а Англии и Франции, чего М. И. Семиряга, естественно, не делает.
Одним словом, всяческие «моралите» М. И. Семиряги и прочих «демократов» по поводу советско-германского договора о ненападении выглядят натянуто и неубедительно. То, что этот договор не спровоцировал нападение Германии на Польшу, было показано во II-ой главе данной книги.
Не более чем пропагандистским жупелом, выглядят утверждения, подобные приведённому ниже:
« Сталин и Молотов пошли на переговоры, заведомо зная, что их партнёром является потенциальный агрессор, которому они обязались содействовать. Разве это не даёт основания квалифицировать данный документ как союзнический договор?» [73; 22].