раскачивающиеся в утреннем тумане, холодок под вечер, когда мы
ждём пылающего огня, в котором забьётся сердце
кто ещё может думать о красоте, все чужаки толпятся бок о бок в любимом,
протянешь ли ему тело, окажется, что протягиваешь слово, которого
они не понимают – и кто ещё смеет говорить о красоте понимания —
протянешь ли ему хлеб, за него ответит копошащийся сброд то ли из
недр земли, то ли из выси: спасибо за пищу, пойдёт и усядется на стуле,
чтобы читать газету, не понимая
но кто смеет ещё говорить о необходимости понимания
я шла как-то по улице, что влилась в другую улицу, а та в улицу за улицей шла я, держась за чью-то руку
о страна людей, о земной шар, вихрь засасывающий и выплёвывающий
как вертящаяся дверь, кто-то ждёт начеку, кто-то, кто больше, больше,
чем зло
эта дверь что непрестанно раскачивается между злом и добром, эта дверь
которую мы дёргаем и дёргаем и думаем, что нам что-то открылось,
которая всегда открывается и закрывается лишь сама по себе
эта мельница что мелет и мелет, эти стихи которые она открывает
и закрывает как утро и вечер одновременно и что я сама хотела
поставить как красивенькое завершение от одного понимания
к другому, я забыла
времена́, места́ забыла, больше не мои, не моего любимого, не чужаков,
не слов, не последовательностей, больше не красоты зла времена́
и места́, а просто так времена́ и места́, струящиеся вперёд и назад
сквозь времена́ и места́, и люди носящиеся туда-сюда среди людей над
и под бесконечным туда-сюда
на миг забыв всё зло мира
не верь в ложь, не верь в забвение, не верь в то, что или здесь, или там,
верь в человека, может быть случайного из чужаков, будто он, оставив
свою чужесть, говорит: я не лгу, мне не лжётся
верь что это возможно
что все мы потеряли во встрече мой любимый – — ни смерть ни
жизнь
спиной к смерти и к жизни я ухожу от смерти и жизни и погружаюсь всё
глубже в смерть и жизнь, проигрываю эту надрывную тему, думаю,
мы слишком часто её упоминали, на этом нашем неведомом языке
мы называли её любовью, мне бы называть её так снова и снова, но
слово не оказывает такого сопротивления как вещи
такого сопротивления как сердца, распахни их, пусть кровоточат сквозь
слой за слоем сознания, эти бесформенные бастионы «я», где бродит