(Всё дальше, дальше от разлуки,
Всё ближе, ближе к расставанью,
Что ожидало впереди.
Ещё верста, ещё мгновенье,
Ещё случайная надежда, —
Одесса скрылась за холмом.)
…Меня задумчивый Никита —
Под стать Харон в убогой лодке, —
К судьбе жестокой увлекал.
Скрипели старые рессоры,
Мелькали спицы, словно пяльцы
В худых руках моей судьбы.
Над головой синело небо,
Как мячик, в нём катилось солнце,
И я катился по степи.
Друзья, друзья – песок сквозь пальцы
Иль в испытаниях опора? —
Кто в бедах выстоит со мной?
А если нам случится встреча,
То улыбнётесь ли открыто,
Подняв цилиндр над головой?
И, подойдя ко мне поближе,
Держа поэта за жилетку,
Вы назовёте ли с теплом
Лицейских лет мою проказу,
Фигурным оголовьем трости
Прикрыв улыбку на губах?
Иль вдруг зачнёте озираться,
Как черепаха, образ прятать
В своих тугих воротниках,
Что высоко поднялись к солнцу,
Как накрахмаленные крылья,
И верховодят в белизне?
Для большинства я – сочинитель,
К тому, на грех, весьма опасный,
Что лучше бы меня не знать;
В кругу дородного семейства,
Во избежание скандала
Не поминать меня в ночи.
Ну, что ж, держитесь стороною…
Не прокурор я, не защитник,
Друзья, друзья… Вы кто? Вы где?
Я обращался в бесконечность
И только слышал пустоту…
Обида, горечь и терзанье,
Усталость, грусть и раздраженье,
Унынье, скука и тоска,
Как птицы, вились над коляской,
На миг меня не оставляя,
А я сидел в углу сычом.
Какое дело до поэта
У партизан большого света,
Что в Петербурге иль в Москве?
А свет холодный и жестокий,
К чужим страданьям равнодушный
Проводит время без тревог.
Тут говорят, что дело света
Нести культуру, просвещенье
Во все отечества углы;
Что ныне главная задача
Всех представителей beau monde —
Смягченье нравов по стране;
Что свет достойно претендует
Средь нас на званье авангарда
Цивилизации. Затем
И чтут блистательные люди
Завет условности общенья,
Где во главе – хороший тон!
Они в политику вникают,
Бывают в курсе всех событий,