.
Так, как однажды в лагере я прошла к флагштоку.
Сцена стала частью моей жизни. Несмотря ни на что.
Я поняла: чтобы любить, не надо ждать взаимности. Достаточно просто любить… И если сцена не выбрала меня, я всё равно нашла свою нишу, чтобы служить ей и играть главную роль для тех, кому нужно на неё выходить. Выступление, доклад, лекция, стендап. Я иду всегда до конца: от первых робких шагов до триумфального публичного выступления.
Этот путь может пройти каждый. Даже тот, кому кто-то сказал, что у него «нет данных».
Но я знаю, что данные – это любовь и смелость. А кривые зубы и короткие ноги – это мелочи.
* * *
Я помню этот день по минутам. Только тогда я поняла, что происходит.
Все девять месяцев я старательно отгоняла от себя мысль, что я буду мамой.
Я думала о том, как в сентябре пойду на пары.
Начнётся 5-й курс – самая ответственная пора, самые интересные предметы, практика в школе, диплом, защита… В эти планы никак не вписывались пелёнки и коляски.
«Возьми академический отпуск и посвяти себя ребёнку», – говорили мне все.
Это вызывало ещё большее сопротивление. И я, заткнув уши и слушая только себя, всё лето проработала в лагере вожатой. На седьмом месяце ещё выступила с отрядом в соревнованиях по бадминтону.
Живот?.. Ну так, слегка поправилась, немного мешал, я злилась, что не влезаю в любимые джинсы…
На пятом курсе удалось поучиться две недели. И когда попала в больницу, только там и осознала, что скоро всё поменяется и надо это принять.
Так мне удалось побыть беременной (в полном смысле этого слова) всего две недели, которые отделяли меня от встречи с сыном. Чувствую, как негодуют все, кто исповедует осознанное материнство. Я тоже с вами согласна. Так нельзя.
Но то была другая эпоха и другая страна – где «секса нет», значит, нет и философии. Да и какая философия, кроме марксистско-ленинской, мне была тогда известна?..
Я помню этот день по минутам.
Как мы с мамой шли пешком до трамвайных путей, чтобы доехать до Шаболовки. Там, в шаболовском роддоме, когда-то родилась я. Значит, рожать будем там.
Дальше все одиннадцать часов промелькнули как одна минута яркого света, холода и боли.
И потом следующая минута – коридор и пожилая медсестра, вытирающая мне слёзы и подсовывающая бутерброд с чёрной икрой.
«Ешь потихоньку. Вообще нельзя… Но мама твоя передала».