– Отлично, – обрадовался Мариенгоф.
– Да, – кивнул Есенин. Тем более мне очень, сейчас нужны деньги. Надо Зинаиде немедленно отправить.
– А разве тебе за «Голубень» не выдали денег?
– Выдали… – медленно и слегка разочаровано сказал Есенин. Только что это за деньги, так слезы…
– Ну, ничего вот откроем наше издательство и будем княжить, – обнадежил Мариенгоф.
– Думаешь, дела пойдут? – пронзил Есенин друга своими большими синими глазами.
– Даже уверен. Только надо будет нам часто выступать. И денег заработаем, и внимание к себе привлечем. И надо не только вдвоем декламировать стихи, а всей бандой. Чтобы шуму было больше. Кстати что там с открытием кафе? А то не хочу больше выступать в этом «Домино». Нам надобно свое помещение иметь.
– Обещали помочь. И Коненков тоже обещал содействие. У «дедушки» большие связи.
– Ну и прекрасно. Кстати брат Бориса Эрдмана Николай тоже желает вступить в наш Орден имажинистов, – осведомил Мариенгоф Есенина. Я разговаривал с ним. Очень тяготеет он к нам.
Есенин кивнул.
– Хорошо. Надо будет посмотреть, как он пишет. Нам ведь нужны интересные поэты. Надо на ближайшем собрании обсудить его кандидатуру.
Приехали поэты на выступление в Медицинский институт наняв извозчика и не пожалев на это последние деньги.
Также прихватили с собой несколько книжек под названием «Явь», чтобы раздать студентам.
В этом сборнике были собраны стихи почти всех имажинистов.
Встретил их, как и договаривались начинающий актер и конферансье Михаил Гаркави.
Это был стройный подтянутый юноша примерно 24 – лет с черными, свисающими почти до плеч волосами.
Хочется отметить, что Гаркави уже в 30 – годы порядком располнел и, к сожалению так сильно, что поэт сатирик Эмиль Кроткий не поленился сочинить про него такую эпиграмму:
«Что толст он это не беда.
Беда, что тонок не всегда».
Был Гаркави слегка взволнован. Он всплеснул руками.
– Ждут уже студенты. Вы нынче модными стали товарищи имажинисты.
Есенину и Мариенгофу такие слова пришлись по душе.
Мариенгоф хлопнул Гаркави по спине и хвастливо воскликнул:
– Знаешь ли, парень, что мы в скором времени завоюем всю Россию. И быть может наш имажинизм, осчастливит даже весь народ своей неповторимостью и загадочностью.
Когда они за кулисами сняли пальто и шляпы Мариенгоф спросил Есенина:
– Кто первый?