– Как хочется разбежаться, как в детстве, и полететь, полететь. Эгегей…! Залетные…!, – С этими словами, я, в самом деле, разбежался и подпрыгнул. Чувствуя, как земля уходит из под ног, я полетел
– Чего смеёшься?, – слегка обиженно вопрошал я приятеля, приземляясь
– Говоришь, ничего не почувствовал..? – хохотал Костик, держа живот обеими руками и приседая от изнеможения
– Ты, Эмануил, лучше скажи, как твоя больная спина себя чувствует? – увидев мое недоуменное выражение лица, Костик, вновь, залился неудержимым смехом
Оказалось, я и думать позабыл о невыносимых страданиях предыдущего дня. В голове раздавалась задорная мелодия лезгинки.
Наконец, понемногу, я стал догадываться, что и мелодия, и сильнейший обезболивающий эффект, скорее всего, щедро спонсированы лошадиной дозой чистейшего заморского зелья.
Не чувствуя боли, я осторожно наклонился вправо-влево-вперёд, и, не чувствуя никакого дискомфорта, кинулся в бешеный пляс. Ни до, ни после – никогда, такого дикого неистового танца у меня больше не получалось
Правда, и наркотиков, я больше никогда не пробовал…
Наш дорогой Тирасполь от красавицы-Одессы отделяла всего пара часов езды. Правда, как правило, в переполненном дизеле-поезде Кишинев-Одесса.
В те далекие, послесталинско-хрущевские времена, мои тётя Чарна с дядей Муней жили на Островидова шестьдесят семь, в старом, колодезного типа, одесском дворе с традиционной аркой у входа.
Там присутствовали, и гудящие железные лестницы, и неизменная водопроводная колонка в самом центре двора. Решетка, защищавшая ее сток, была завалена многочисленными арбузными корками. Неподалёку находилось внушительное скопище деревянных туалетов.
Зато добираться оттуда до знаменитых морских пляжей было проще простого.
Большой парк с огромным фонтаном, шумящим свежестью и детскими криками, мы проходили пешком. Затем усаживались в знаменитые трамваи, на выбор, пятый или двадцать восьмой.
Выслушивая по дороге все одесские новости, потрясающие по эмоциям скандалы с бесценными интонациями и неисчерпаемым словарным запасом, мы быстро оказывались в Аркадии или Ланжероне.
За более продолжительное время, добирались в соблазнительную Черноморку. По старой памяти, ее называли Люстдорфом.
По воскресеньям, особенно совпадавшим с Днём Военно-Морского флота, Строителя или другими знатными Праздниками, трамваи так переполнялись разгоряченными потными телами, рвущимися к прохладной соленой морской водичке, что, бывало, сходили с рельс и ложились на поворотах немного отдохнуть.