Непосвященный мог подумать, что шахматисты жмутся к шахматным столикам от смущения по отношению к миловидной девушке, обосновавшейся на скамейке рядом. Конечно же, каждый готов был влюбиться в цветущее диво, да хоть помечтать о второй юности: нежные черты лица, осанка лани, круглые дымчатые очки, каковыми пользовался Джон Ленон, прославляя свой ансамбль. Душистые волосы спадали на плечи золотистыми локонами. Некоторые уверяли, что при уходе за волосами без бриллиантовой пыли не обошлось. Иные клялись, что застали как-то ее с сияющей звездой во лбу, и сияние то было небесного цвета и несло умиротворение и усладу. Но самое удивительное было, что над подобными уверениями никто не смеялся, фантастика… И это те, кто привык докапываться до точных математических расчетов истины в шахматах и жизни, высмеивать фантазеров – все чудеса твои, господи.
Иногда она заплетала волосы двумя косичками, не щадя позолоченных локонов, одна из которых обычно торчала в сторону, и походила на антенну. Девушка всегда что-то читала, медленно переворачивая страницы. Где еще можно было увидеть такие пальцы, завораживающие плавными движениями, слегка касаясь листа страницы и, следом, паря над ней?
Настырные шахматисты дознались, что ее звали Вероникой, и прозвали между собой «Вера в Ника», надоедая расспросами, кто же такой Ник. Она улыбалась в ответ и углублялась в чтение; выставленная в сторону косичку, похоже, ловила космические послания.
Однажды, насытившись наблюдением за перемещением фигур на шахматной доске, Симон, желая позабавиться, подрулил вальяжно к читающей девушке и спросил свысока, как дядька кроху, что она думает о дальнейшем развитии человечества. На него пал объектив открытого взгляда, из которого он узнал, что в мире наступит правопорядок при воплощении божьих заповедей в дела мирские, при устройстве коих люди будут одинаково трактовать понятия добра и зла, любви, уважения и сострадания к окружающим. Плохие качества в человеке отомрут, как атавизмы, и ученые будущего будут изучать их, удивленно поражаясь, каким образом эта дрянь так долго изводила человечество и разрушала окружающую среду.
Выслушав подобный взгляд на перспективы жительства, Симон поморщился, и сообщил Веронике, что она такая худенькая, потому что мечтает о невозможном. На прощание он поинтересовался, о чем же она читает в своих книгах и, услышав про нейробиологию и нейронные сети, предположил, что девушка жаждет поступить в медицинский институт. Но его предположение Вероника отвергла своим ответом о желании заняться искусственным интеллектом. Симон погрустнел от сказанного из зависти, и решил, что от таких умников надо держаться подальше, чтоб не разоблачили личную глупость.