По узким, замысловатым проходам сыщики в сопровождении хореографа добрались до комнат балерин. Гримёрка примы была просторнее клетушек простых танцовщиц, но вся была заставлена мебелью и скарбом – ширма, столы, зеркала, кресла, вешала с костюмами, полки, ящики, коробки.
– Батюшкины святы! Сколько же здесь добра, – сказал господин Громыкин, протискиваясь. – И никаких признаков еды.
– Им ведь за фигурой надобно следить. Кушать им, как обычным смертным, не положено, – сказал господин Четвертак с ехидцей.
Господин Громыкин инстинктивно втянул выступающий живот.
– Фёдор Осипович! – окликнул его господин Самолётов.
Дознаватель подошёл к молодому человеку, склонившемуся у одного из туалетного столиков.
– Позвольте, – сказал господин Громыкин, отодвигая делопроизводителя в сторону, и вытащил из ящика стола серый кулёк с белым порошком.
– Нет, это Вы позвольте, – сказал господин Цинкевич, решительно забирая кулёк из рук сыщика. – Так, так. Запах отсутствует. Вкус в полевых условиях определять не рекомендуется. Скорее всего, это стрихнин.
Доктор покрутил находку в руках.
– Я забираю сие на анализ, – сказал он после раздумий. – Да.
– Чей это стол? – спросил господин Громыкин господина Четвертака.
– Это Элечкин стол, – сказал хореограф, испугано округляя соловые глаза. – Черникиной.
– Да. Это её стол, – согласно закивала балерина Лещинская.
Анхен, сидящая на диванчике, зарисовывала обстановку гримёрной. Для пущего эффекта пуанты на столе прима-балерины надобно было поправить, что собственно художница и проделала. И что же она там обнаружила? Внутри одной туфли захрустело.
– Стекло, – обыденно сказала госпожа Ростоцкая, как будто нашла расколовшуюся чашку на кухне. – Разбитое стекло.
Художница высыпала из пуанты на стол мелкие осколки.
– Я знаю, кто это сделал и зачем, – заявила госпожа Лещинская, гордо задрав точёный подбородок.
– И кто же? – заинтересованно спросил господин Самолётов.
Анхен нахмурилась. Ей совершенно не понравилось, как он смотрел на балерину – будто мёда вкусил. Агнешка Лещинская, костлявая фифа с огромными свинцовыми глазами, притягивала к себе внимание мужчин. Было в ней что-то манящее.
– Это Элька Черникина подбросила стекло в пуанты Людочки, – сказала балерина, грациозно поправляя чёрную заколку в белоснежных волосах.
– Зачем? – спросил господин Самолётов, улыбаясь.