Мари, бледная, с чуть приоткрытым ртом, едва кивнула.
– Ну, слава Богу! Там доктор Цинкевич приехал. Идёмте. Он Вас осмотрит.
Иван Филаретович подал ей руку, и Мари ничего не оставалось, как последовать за ним в партер. Анхен, естественно, устремилась за ними.
– Ничего страшного. Вам нужно пить больше воды и есть меньше сладостей. Ха-ха! – заявил после осмотра доктор Цинкевич в своей излюбленной манере неуместно смеяться.
Мари же, не ведая об этой его особенности, фыркнула – нахал! – прошла к креслам синего бархата и сердитая уселась на первое попавшееся место. Впрочем, она успела рассмотреть странное одеяние грубияна от медицины: он стоял в хорошем костюме изумрудного цвета и диковиной шапочке, напоминающей среднеазиатский головной убор тюбетейку. Доктор недоумённо пожал плечами, поправил широкий пояс, расшитый фиолетовыми и лазурными нитями, и приступил к своим прямым обязанностям – осмотру тел погибших балерин.
– Внимания не обращай. Он не со зла сказал про сладости тебе, – подсела к ней Анхен.
Мари обиженно шмыгнула носом.
– Понятно ли тебе, что сие у него смешок нервный? Нервический, – сказала Анхен.
Мари молчала, но уже не столь обиженно.
– Говорят, когда он потерял жену, стал смеяться не по делу. Он не хотел тебя обидеть вовсе, – продолжала Анхен.
– А как он потерял жену? – заинтересовалась Мари.
– Убийство при невыясненных обстоятельствах. Тому назад пятнадцать лет, – сказала Анхен, вытянув вперёд руку, рассматривая кольцо.
Анхен забыла, как оно прекрасное. Кольцо, конечно. А повода надеть фамильные драгоценности давно уже не было.
– Да ты что?! Кто же её убил?
– Не найдены убийцы и по сей день, – продолжала нагнетать Анхен. – С тех пор ударился в науку он, уехал в странствия, жил в Индонезии. Туземцев там лечил наш доктор. Но, совершеннейший гений! По малейшей улике – по волосу или по частичке кожи, может злодея опознать. Наука химия ему подвластна, как тебе рояль.
Мари окончательно перестала шмыгать носом и заинтересовано оглядела импозантного доктора.
– Анна Николаевна, а что же Вы? Рисунки сделали? Добрый вечер, господа, если он добрый, конечно.
На сцену, в прямом и переносном смысле, вышел рыжебородый господин в сером костюме в жёлтую клетку и со шляпой в руках. Чай, порядки знаем, головной убор в культурных учреждениях принято снимать.