В сорок девятом японцев отправили домой, на их место стали прибывать освободившиеся из лагерей с пометкой «без права проживания в городах» и жители предполагаемого к затоплению участка старой дороги Иркутск – порт Байкал. В пятьдесят шестом строительство железной дороги было завершено. К началу шестидесятых лесоучасток, вырубив самые лучшие леса в окрестностях, закрылся, на его базе до наводнения семьдесят первого года существовал детский санаторий, потом его перепрофилировали в базу отдыха и, в начале девяностых, окончательно ликвидировали. А небольшой поселок так и остался.
…
Соседями по поселку у нас были Ковальчуки – дядя Ваня и тетя Маша. Детишек у них было трое – Сережка, Мишка и старшая Ленка. С Сережкой и Мишкой мы играли, строгую Ленку побаивались.
Однажды наш лесоучасток, где дядя Ваня трудился на пилораме, закрылся. Не найдя другую работу, он стал заготавливать веники и черенки для метел. Веники из ерника принимали в леспромхозе на соседней станции по семь копеек, березовые черенки брали за пять. Раза три в год в поселок, завывая мотором, с горы спускался длинный «крокодил» ЗиС-151. Из-под высокого навеса в него перемещались заготовленные веники и черенки, дядя Ваня залезал в кабину и уезжал пункт приемки.
Получив в конторе за сданную продукцию рублей пятьсот-шестьсот (сумасшедшие по тем годам деньги!), он сразу направлялся в станционный магазин. Покупал подарки детям и жене, конфет, колбасы, чего-нибудь еще вкусного из того, что имелось на полках, брал ящик водки и шел по лесной дороге вдоль железки в сторону поселка. До него было три километра. Все купленное дядя Ваня нес на плечах в двух тарных мешках, перевязанных между собой.
По пути у дороги имелось два ключика с замечательной ледяной водой. Одну бутылку он выпивал у первого ключа, еще одну приканчивал у второго. Там мы его с пацанами, чаще всего, и находили. На поиски нас отправляла тетя Маша, всегда назначая старшей ответственную Ленку. Не сразу, но дядю Ваню удавалось разбудить. Он с трудом приходил в себя, потом вставал и шел домой сильно качаясь, но сам. Мы же, дружно уцепившись с разных сторон за мешки, тащили их следом.
Прибыв на место, дядя Ваня выпивал стакан, затем другой и уходил в забытие. Так начинался его запой. Первые дни он был веселый, что-то из жизни рассказывал, играл на гармони, пел, пытался принимать участие в наших играх. Завершалось это нехорошо. Последние дня два или три дядя Ваня не узнавал даже своих детей, бегал по всему поселку с топором в поисках тети Маши, подозревая ее в неверности, просто валялся во дворе и выл.