безлюдном пляже? Лето, дюны, сосны…
Ведь ты приедешь? Три каких-то дня!
Легко сказать! Три этих дня несносны!
Как можешь ты прожить их без меня?!
2008
над плоскостью – булавочной головкой
в мохнатом тельце бабочки – звезда
любви, беды, бездомной и голодной,
горит, блаженна тем, что не видна
самой себе, что сам себе не ведом
свет, всех уловок слаще и слепей,
счёт закрывающий победам, бедам,
пульсирующим – бабочка! – слабей,
слабей на шпиле сладкого соблазна:
одним собой в инополярной тьме
(вином разбавленной!) насытить глаз – дна
не ведая, не думая о дне,
где погребён его источник; ночь и
свет, и любовь в обнимку спит с бедой, —
а он глядит, слепой и светлый ловчий,
в свой, чуждый, чудный очерк над собой.
2007
В дорогие не укутаю тебя джемпера,
в джинсы фирменные не запеленаю
долгих ног – как у аиста… Говоришь, пора?
до свидания, не удерживаю – мысленно догоняю
на площадке лестничной, чтобы что-то еще сказать,
что забыл, когда сидели друг насупротив друга, —
и в ответ на неска́занное протягиваешь мне пять
музыкальных пальцев; не могу опомниться
от испуга —
сладострастного? – почему же суеверно
ряжу в слова
плечи острые, ломкий стебель талии —
не распеленаю
даже мысленно? – обернувшись, на прощанье
протянешь два
серых яблока; усмехнешься снисходительно:
«обнимаю»…
2007
О, как давно!
И. Анненский
Покоен омут; облачко плывёт
у самых ног, лукаво и покорно;
чета виол, мятежно и минорно,
роняет влажный жемчуг томных нот.
Я расстегну, робея, ремешок:
ползут к стопам завистливые ткани,
и в млечном разгорается тумане
ответный взор… И противопоток
сквозные переплёскивает грани.
Так, значит, Ты? И зря я столько лет
кого-то, где-то – мял, томил и маял?
Но смутный очерк плавился и таял,
дробясь, как отголосками – дуэт
четыре-, нет, пятиждыпарных струн:
мелодия запуталась в кулисах
кальсон, – и, недовыплеснувшись, высох
в броню гробницы бившийся бурун.
2009
Эта ненависть с привкусом соли и йода;
эта нежность почти – не без ссадин, не без
боли; эта невинность с рубцом на скуле;
неизбежность блаженства в багровых бороздках.
Синева, синева, и вчерашней листвы
подмороженный хруст – словно фунтик с поп-корном.
Ничего, ничего, вот подъедет трамвай,
переедет обоих и, не просигналив,
как ни в чём не бывало проследует в парк; —
но на зеркале заднего вида – румяна