Он, кажется, и забыл, как она выглядит. Тетя почему-то прячет ее фотоальбомы. Лишь одна мамина фотография – детская – висит в прихожей в белой рамочке. На ней круглолицая девочка лет десяти с лохматыми черными волосами и угрюмым взглядом. Эта девочка стоит на ветру, беззащитно обняв одну руку другою. Ее белое до колен платье треплет ветер. Она выглядит такой одинокой и потерянной. Такой незлой, такой вдумчивой…
Размышления приводят Мэтта вовсе не к школе, – а к дикой яблоне, что растет на поляне за полкилометра от дома.
Кажется, Мэтт часто играл тут с какой-то подружкой в детстве. И яблоня сохнуть начала именно в те времена. И красную ленту, – ее все силится и силится распутать ветер – они закинули на ветви дерева тоже тогда. Стоял теплый летний вечер, они запыхались от догонялок, и девочка – кажется, ее звали Вера – сказала загадочно, что должна оставить «ниточку – как дорогу – к себе». И если когда-нибудь Мэтту будет одиноко, он всегда может прийти к ней по этой дороге.
Странно, как это Мэтт позволил Вере сделать этой «ниточкой» ленту для волос его мамы. Она ее вплела в последний день своей жизни. Жутко думать, но часть ленты пропиталась ее кровью. Тетя хорошо прятала эту вещь. И очень сильно ругалась, когда увидела ее на дереве за домом. Очень сильно.
Мэтта посещает очередная безумная идея: а почему бы не проверить, что будет, если он к ней прикоснется? Что, раздастся гром, земля поползет трещинами, и Мэтт полетит в тартарары?
Все это бред! Маленькому мальчику еще можно его простить, но подростку? И вообще, цифровые часы на запястье уверяют, что Мэтт опоздал на первый урок.
Прежде чем уйти, Мэтт еще раз окидывает взглядом одинокое безжизненное дерево.
Когда он был совсем маленький, то мама читала ему возле этого дерева сказки, которые сама же и придумала. Сказки про ее жизнь, так она говорила. Она редко была с ним нежной – но в такие минуты прижимала Мэтта к себе, гладила по голове и шептала на ушко истории: «Чтобы даже ветер не услышал». А мальчик хватался за ее черные толстые косы, жмурил глаза и боялся, что вот-вот, и ветер унесет это мгновение в прошлое. И не будет мамы, и не будет ее диких страшных сказок, и не будет объятий.
Их и в самом деле больше нет и не будет.
Ветер все унес.
И сейчас яблоня мертва. Стоит одна в захолустном поле. И только алая лента, привязанная когда-то в детстве к ее веткам, машет ему, зовет: «Отпусти… Отпусти!..»