Потревоженные воробьи взмыли в воздух, едва не опалив крылья о летящие факелы. Жонглёры собрали вокруг себя широкий круг публики, заслуживая восхищённые выкрики. От непрерывного движения закружилась голова, но как-то особенно – дурманяще и счастливо. Захотелось сменить шнуровку корсета на простые холщовые нити и затеряться в толпе горожан, взмыть над площадью пташкой, чтобы беззаботно предаться празднованию.
Вся мостовая вокруг огромного фонтана кружилась яркой пятнистой красотой, больше похожей на живопись, чем на реальность.
На моих глазах у одного из увлечённых горожан представительный господин срезал тонким стилетом расшитый кисет. Меня это возмутило, но Грэхам Арган лишь усмехнулся и даже не отправил стязателей предупредить городовых. Блюстители уличного порядка предавались увеселениям не меньше, чем не состоящие на охранной службе горожане и, казалось, игнорировали свои обязанности. Ложа стязателей и вовсе не имела никакого отношения к мелким кражам и уличным беззакониям.
– Во время празднеств власти снисходительно смотрят на человеческие грешки, – объяснил экзарх. – В земных радостях люди забываются и становятся лёгкой добычей.
Я видела, как он украдкой кидал на меня взгляды. Шаг мой был лёгким, почти невесомым, но отдавался в утомлённом разуме гулом. Лёгкий взмах кудрей рассыпал аромат мяты, но пара прядей прилипли ко лбу и не желали вовлекаться в кокетливую игру. От усталости я задышала чаще.
– Может, всё-таки вернёмся в Преторий? – учтиво предложил экзарх.
– Расскажите мне о них, – я кивнула на восторженную публику, столпившуюся возле уличного театра.
Верховный стязатель не стал настаивать и уличать меня в пренебрежении его заботой, только подался за мной ближе к импровизированным подмосткам. Над собравшимися возвышались двое актёров на высоких ходулях. Их речи было трудно расслышать отсюда, но толпа иногда сотрясалась смехом и даже присвистывала.
– О простых квертиндцах? – удивлённо уточнил Грэхам Арган и тут же продолжил: – Удивительно жизнелюбивый и стойкий народ. Почти бессмертный и постоянный в своих незатейливых желаниях. Толпа всегда хочет хлеба, зрелищ и любви.
– О, само собой, – мы подошли почти вплотную к комичному представлению. – У народа всегда есть время для глупостей. Смертны лишь короли.
– Чёрный Консул! – раздалось сверху. – Прочь с моей дороги к престолу!