Господи, дай им до нас достучаться,
Господи, дай им от нас отличаться,
Освободи от всеобщего тира,
Стильно сидящих солдатских мундиров,
Стройных моделей, беременных глянцем,
Глупых ведущих тв-шных эфиров.
Возраст, которого надо бояться.
Возраст, который предчувствуешь.
Двадцать.
Наши вселенные всё-таки длятся.
Панки, тихони, святые задиры.
Жизнь, как последняя воля кассира,
Выдана первой и лучшей зарплатой.
Здравствуй, грядущее племя пернатых!
Возраст дорог мы уже отпылили:
То ли мы были, а то ли мы сплыли,
Но выбирали извечное «или».
Двадцать:
Закончиться медленным танцем
Или за лезвие неба хвататься?
Двадцать –
И лето осенним багрянцем
Напоминало, что все мы – сосуды,
В коих Иисус начинается с будды.
Двадцать.
Пустые тетради открытий.
Юрий Гагарин ещё на орбите.
Машет рукою и просит влюбляться –
Разве не в этом великое, братцы!?
Время-герой, о котором забудут,
Или же майские ливни салютов?
Мы повторяемся в небе и всюду.
Тело души, ощущающей зрячесть,
Возраст, который ещё что-то значит:
Первая ласточка будущих планов,
Сердце, себя отдающее плавно
Девочке той, что любима навечно,
Даже когда эта вечность – на вечер.
Солнце – гремящих рассветов посуда.
Сколько рассветов поместится в сумме,
Если сложить планетарные сутки?
Тридцать – лукавое время рассудка,
Сорок – период осенних акаций.
Боже мой, как это мелочно в двадцать!
Возраст, зачётом идущий в экзамен,
Как премиальные, как показатель.
Господи, выбери новую паству.
Дай им не десять запретов, но братство.
Дай им, таким неуклюжим и ранним,
Право на острые мысли и грани.
Ищут в себе хоть какого-то бога
Те, кому завтра исполнится двадцать.
Дай им уюта полуночных станций,
Выбора: с кем и на сколько остаться.
Не обрекая на шествие в ногу,
Господи, не осуди же их строго.
* * *
Грешу тобой, а не с тобой —
По всем законам несближений!
Собор Василия блаженней
Желаний женщины любой.
Но ты ведёшь меня тайком
До церкви, храма, до часовен.
Я ветром нежности просолен,
От бурь отвёрнут маяком.
Не ты маяк, но ты моя!
Слепые бредят маяками!
Иду в пивную с мужиками,
А ты, как беглая швея,
Плетёшь на ткацком феврали
Веретеном мужицких спален.
Я первобытен, я наскален,
Не маг, не Мао. Маугли.
Но что тебе до наших вер,
До наших верб нераспушённых,
Когда почуял воскрешённым
Себя гулящий Агасфер?
Я вскормлен джунглями под бит
Босых битлов и Чака Берри
В чужом тебе СССРе,