Данина тетя была высокой женщиной, почти одного роста с Алексом, худой и немного мужеподобной. У нее были длинные прямые волосы, собранные в хвост на затылке, выступавшие скулы и большие, глубоко посаженные глаза. Ей было вряд ли намного больше сорока, но выглядела она гораздо старше и казалась очень несовременной, будто появившейся прямо из романов французских натуралистов: со страниц, описывавших злоключения одной из самых несчастных ветвей Ругон-Маккаров.
– Что делать с развитым воображением? – улыбнулся Алекс. – Можно, например, книжки писать.
Даня внезапно обернулся и метнул на него пронзительный взгляд.
– Но это не воображение… – несмело возразила его тетя. – Это что-то странное… Понимаете, он ничего другого не говорит.
– Вообще ничего? – переспросил Алекс.
– Вообще ничего, – подтвердила она.
Даня повернулся назад к игрушкам, не собираясь опровергать это заявление.
– А когда это началось? – спросил Алекс. – Когда Даня впервые стал… фантазировать?
– Он всегда такой был, – поспешно сообщила тетя.
– Всегда? С самого рождения?
Тетя как-то неясно передернула плечами.
– Хорошо. Тогда расскажите мне, как Даня родился, – попросил он.
Тетя вздохнула.
– Ну, родился он в январе, – сказала она. – Вот пять лет ему этой зимой исполнилось.
Алекс кивнул. Тетя замолчала. У него возникло ощущение, что она не собирается продолжать.
Даня неожиданно отделился от полок с игрушками с двумя динозаврами в руках, подошел к песочнице и, не делая никаких вступлений, внезапно начал повествование:
– Андрей Первозванный и его друг пришли в пустыню, – громко сказал молчавший до этого момента мальчик. – В пустыне было много песка. Они сели на песок и стали ждать, кто к ним еще придет.
Он разместил динозавров в самом центре песочницы.
– Прятаться нельзя, – продолжал он, – потому что все равно найдут. Они сидят и ждут.
Даня убрал руки и, отступив на пару шагов назад, посмотрел на получившуюся картину со стороны.
– Кто к ним придет: бог или дьявол? – Даня обернулся на аудиторию, как конферансье, зазывавший на представление каверзными вопросами.
– Данечка, так нельзя говорить. – Данина тетя произнесла это шепотом себе под нос, словно отрекаясь от причастности к происходящему.
Алекс почти увидел, как в пространстве ее психики страдающая французская героиня отошла на второй план и на авансцене возник умывающий руки Понтий Пилат.