И все же газетный ритм ею постепенно овладел: заставил ее резвее думать, принимать решения, писать и… быстро забывать об уже выполненном. Появление все время новых тем непрестанно удерживало Христину в напряжении, но в то же время и отвлекало ее от того внутреннего сосредоточения, без которого талант не развивался, а только тлел, время от времени спонтанно прорываясь на третьей полосе газеты. Тут уж она не обязана была придерживаться рамок официоза, тут хватало простора для творчества и самовыражения, тут она оттачивала стиль.
… Пора было собираться на работу.
«Лишь бы не с самого утра редактор заданьице втемяшил, а то как с похмелья писать? До обеда эта гадость как-нибудь продышется», – не совсем убедительно успокаивала себя.
Входная дверь скрипнула. Васька пытался тайком проскользнуть в свою комнату после ночных пьяных гулянок. Они уже два года спали врозь.
Христина хрипловато позвала с кухни:
– Иди-ка!
Давно в ее сознании созревший – даже интонационно – монолог уложился в десять минут. Василий понял, что прощению больше не бывать. И смирно ушел собирать свои вещи в дорожную сумку – поезд должен был отправиться через какие-то два часа.
– Пока! – выбегая из дому, бросила примирительно, потому как знала, что с нынешнего дня его не увидит. И сама пить уже не будет.
Иногда Христина задавалась вопросом: отчего люди так нечувствительны друг к другу? Высшие создания! А почему-то конкретные двое не могут почувствовать, как же они изолированы ото всего мира, если они не вместе, а каждый в отдельности. Какая же, к дьяволу, высокость?! Нужно вылакать бутылку, упасть плашмя, чтобы в конце концов осознать, что ты шага не сделаешь без помощи того, кто с тобой рядом. В противном случае просто расквасишь нос.
Но быть кукловодом она не хотела. Как и марионеткой в свои без пяти минут тридцать лет.
Начальник глянул на Романа. Одухотворенно улыбнулся и коротко изложил:
– Теперь приступим к попу. Но для этого ты должен сходить в редакцию и договориться с Голоснюком, чтобы с обеда взять того елейщика в разработку. Голоснюк уже в курсе, знает, что и как писать. Иди.
Роман в районном КГБ работал почти два года. И ему не впервые доверяли самостоятельное оперативное дело. Зато какое! Склонить без пяти минут униата Боговича свидетельствовать против своих единоверцев. А тот – авторитет среди подпольных греко-католиков, хотя сам еще в православии. Но с его стороны это – сугубо тактическая задержка, через несколько недель о переходе священника в гонимую, но возрождающуюся конфессию станет известно всему религиозному сообществу области. У КГБ же своя тактика – поп должен дать интервью для газеты с осуждением униатства.