– Больше всего на свете не люблю насилия. Никогда насилием не добиться счастья. Между нами ни с чьей стороны насилия никакого не было. Не надо представлять себе дело так, будто я коварный соблазнитель невинных девочек, а ты бедная жертва.
Маша резко дёрнулась в его сторону, желая выкрикнуть ему в лицо, что ничего такого она себе и не представляет, но споткнулась о его взгляд. Холодный, бесстрастный взгляд умудрённого житейским опытом Учителя. В голове внезапно всплыла вычитанная в какой-то книжке ассоциация: прямо рэбе из ешивы[8]. Желая задеть вмиг ставшего ей неприятным мужчину, она прошипела ему:
– Ах да, завтра ж суббота. Вот ты меня и выпроваживаешь, – но Зильберт пропустил слова мимо ушей и продолжал ровным голосом:
– Если бы я был бесчестен, я бы соблазнил тебя ещё в школе, когда ты сделала мне свой замечательный подарок. А вот, кстати, и он, – Исаак Аронович потянулся к навесной полке над кроватью, где они недавно предавались неге сладострастья, и в его руках оказалась памятная трубка с Моцартом. Он неторопливо набил её душистым табаком из лежавшего рядом же на полке кисета и раскурил. Комната наполнилась неслыханным Машей прежде ароматом. Пуская клубы табачного дыма, голый мужчина вновь заговорил, разглядывая, как его ученица уже оделась и проводит себя в порядок:
– Уже тогда я видел: в тебе начинают играть гормоны, и ты ищешь того, кому выпадет честь оказаться в твоей жизни первым. Нормальный поиск. Непреложный закон жизни! Всё живое ему подчиняется. Я, ты, твои родители… К счастью для нас обоих, первым у тебя был не я.
– Это почему же к счастью? – с желчью в голосе спросила Маша.
– Первому всегда не везёт. Сорвавшему кислое яблоко редко достаётся вся его будущая сладость. Да и тебе было бы очень тяжело, если первый твой мужчина был бы старше тебя на восемнадцать лет. Не так ли?
– Он был старше на четыре, – обронила Маша, собирая волосы в пучок.
– Это нормально. Вполне. А восемнадцать много. Для первого раза. Потому, что в этом случае второго может уже и не быть.
– Как так?
Зильберт усмехнулся, пуская очередную струйку дыма. Потом, видя, что девушка перед ним одета, привела себя в порядок и в любой момент готова уйти, решил, что оставаться в «костюме Адама» глупо и, отложив трубку, облачился в шёлковый халат – так всё-таки поприличнее. Потом вновь взял трубку и продолжил: