В других отношениях мальчик-дикарь все-таки больше походил на животное, нежели на человека. Он так и не начал есть ничего из приготовленной еды, которую ему предлагали, предпочитая простую и дикую «диету» из кореньев и орехов. Одежда, которую на него надели, вскоре была в раздражении сорвана. Спать в кровати он также не стал. Надзиратели чаще всего могли его видеть свернувшимся калачиком на полу в состоянии легкой дремоты, но всегда готовым тревожно вскочить.
Единственным признаком, позволявшим строить догадки о происхождении мальчика, был полуистлевший ворот рубашки, но кто надел на него когда-то эту рубашку – родные или Мейер Юрген, никто не знал. При недостатке реальных фактов всегда начинают процветать досужие сплетни: поговаривали, что это, наверное, нежеланный ребенок одной местной женщины, или что он – один из преступников, когда-то сидевших в Зельской тюрьме; другие же считали Питера сиротой-идиотом. Подобные истории легко становятся достоянием гласности в маленьких деревушках, однако в отношении Питера никаких сведений о злодеях-родителях не возникало. Не было очевидно и то, является ли мальчик идиотом: он вроде демонстрировал сметливость и любопытство и выглядел вполне счастливым. Но в чем не возникало сомнений – он точно был другим. Хотя кто скажет, как повлияли бы годы дикой одинокой жизни на самого здорового ребенка?
Шли дни, у мальчика-дикаря не объявлялись ни родители, ни другие родственники. Питер оставался один в мире – фактически в своем мире, поскольку он не говорил и даже не встречался ни с кем взглядом. Резвиться по полям было его самым большим удовольствием.
Кто-то меня слегка трясет.
– Они здесь. Они здесь. Уже здесь. – Что?..
Время – 8:30, полтора часа до начала моей «смены»; ночью я писал до трех часов.
– Они там, около дома, – настойчиво продолжает Дженнифер. – Мне нужно, чтобы ты подержал Моргана, пока я приготовлю им место.
Протираю глаза, натягиваю брюки и спускаюсь, слегка пошатываясь, в гостиную. В нашем новом доме – в скрипучем старинном доме Викторианской эпохи – как-то неестественно холодно. Это грузчики привезли пианино, они держат входную дверь открытой, подложив под нее мягкую подстилку: готовятся втащить в дом столетнее пианино, которое мы получили в наследство от бабушки Дженнифер. Больше года, после нашего переезда из Сан-Франциско в сельскую местность Уэльса, оно хранилось в доме одного нашего друга, и вот теперь наконец возвращается к нам здесь, в Орегоне.