Витька молча кивает и планшет свой мне
протягивает. На планшете фото трупа. Не из морга — прямо из
квартиры.
Мрак
и жмуры!
—
Это не он, — говорю.
— Не
он.
— Её
же ели.
—
Ели.
—
Витька, чего тебе надо?
— Он
сознался.
—
Чего?!
—
Явился с повинной. Весь в соплях. Ревел как маленький. Сдался. У
них трое детей было. Дети пропали.
Я
закашлялся. Будто подавился, не знаю, чем.
— Но
это же не он, — говорю через силу.
Витька на меня смотрит — и я как в зеркало
смотрю. Знакомо мне отражение. Угрюмое, злое, с мерзкой усмешечкой
лицо Тёмного, который решил вписаться за справедливость.
—
Дело закрыто, — говорит Витька. — Вампира за решётку, детей в
розыск и в детдом, если найдут. И всё. А тот, кто её сожрал, — по
улицам ходит.
—
Витька... Витька! Даже самый тупой Светлый знает, что вампиры пьют,
а не едят!
У
Слободского желваки на скулах заиграли. Перегибается он ко мне
через стол.
—
Знает, — шипит мне опер-колдун. — И любой Светлый считает, что
такой, как этот Гоша, по улицам ходить не должен. Желательно, не
должен жить. Будь он хоть триста раз невиновен, он вампир, он —
опасен, он рано или поздно кого-то убьёт. Понимаешь?
Я
понимаю.
—
Тенишев, — говорит мне Витька ещё тише, — Тенишев, я ведь узнавал.
Знаешь, что мне сказали? Что апелляции не будет. Что это дело могут
только отправить на доследование, если найдут загрызенных детей.
Тогда отцу пожизненное или вышка. И никто, с-суки, никто не
сомневается, что это он!.. А что вампиры не едят — это их
не волнует, потому что есть чистосердечное. Признание — царица
доказательств, слыхал?
—
Судья — Светлая?
Витька глаза закрывает. Откидывается на
спинку кресла.
Над
головой у него часы казённые, простые, чёрно-белые. Показывают
половину десятого.
—
Отца их вряд ли удастся вытащить, — не открывая глаз, говорит
Витька. Лицо его страшное, чёрно-белое, как те часы. — Но того, кто
это сделал, я найду. Надо будет, сам его... закажу. Есть у меня...
контакты.
—
Погоди, Витька.
Но
он меня не слышит. Видно, давно речь готовил и сейчас всю её
выговорить должен. Я понимаю. Сижу, жду.
—
Дело закрыто, — говорит Витька, — и я не могу официально вызывать
некромага. А улик толком нет. Вся надежда — на допрос жертвы.
Поэтому я позвонил тебе. Верю, ты поймёшь. Этот... его надо
обезвредить.
—
Надо, — соглашаюсь. — Что судмед сказал?