На улице дождь льёт. Девы отыскали три зонта.
Я в машине долго рылся, свой не нашёл, похоже,
оставил дома. Плюнул. Вымокну, не растаю. Девы вручили бабушке
зонтик, бабушка потянула к себе ясновидящую и идёт,
что-то ей на ухо тихо рассказывает. Ульяна с Нелли
под вторым зонтом примостились.
Подходит ко мне Серёженька и зонтом меня прикрывает. Руку
тянет. Я его на голову выше. Меня смех разобрал. Смотрю
на него сверху вниз и улыбаюсь.
А он мне в ответ улыбается — светло так, будто
другу.
Нашёл друга!
— Спасибо вам, — говорит, — Коля, за вашу
помощь. Я только спросить хотел: неужели мёртвая кошка
о чём-то рассказать может?
А у самого глаза в темноте светятся. Ярко светятся,
между прочим, как фонарики. Всё лицо озарено. У некоторых
жмуров тоже светятся, но не так. От жмуров свет
гнилой, а от этого — словно у него внутри
головы солнечный день. У меня морозец по коже пошёл
и волосы дыбом. Ком в горле сглотнул, отвечаю:
— Живая не может, а вот мёртвая кое о чём
и правда ответ даст. Мёртвые обидчиков хорошо помнят.
На обидчика даже кошка прямо укажет.
— Обидчиков? А тех, кого любили, мёртвые помнят?
— Иногда помнят. Но ничего хорошего от этого
не бывает.
— Даже если очень любили?
— Сильно любили — сильно ревнуют. От ревности могут
встать и навестить. Что ж тут хорошего.
— Только от ревности? — спрашивает, смотрит
грустно.
— Если без ревности, то любящий в земле хорошо спит,
сладко. Со мной ему познакомиться не придётся.
И вот, значит, беседуем мы с Серёженькой
о любви и идём под одним зонтом. Хорошо, что улицы
пустые. Если б меня кто-то из своих сейчас увидел... Нет,
даже подумать страшно.
— Ой, — говорит Серёженька, — а лопату-то
мы не взяли. Вернуться за ней?
— Не надо. Так вызову.
Добрались до лесопосадки. Дождь вылился весь, чуть моросит.
Кошек Серёженька закопал под большими елями, ели эти сами как
зонты. Сыростью пахнет, травой и грибами слегка, хотя какие
уж тут грибы... Вдалеке городские огни светятся. Фонари
на железнодорожном переезде зелёные, парой, как кошачьи глаза.
Ветра нет. Совсем тихо. Я подбираюсь к могилам ближе.
Говорю девам, чтоб рты замкнули, не шептались. Они кивают.
Вытягиваю руку над землёй, ищу след рытья. Глазами его уже
не различить, да и темно, но земля долго
помнит...
И тут я понимаю две вещи.