Чувствую, когти вцепляются в спину. Совсем другие когти —
мелкие, лёгкие.
Кошки! Успели, милые!
Пять мёртвых кошек перепрыгивают через меня. Всё, что у них
осталось острого, запускают в ошмётки упырьей плоти.
Я встаю. Вдох. Выдох. Ещё секунда, пара секунд,
и я всех разом накрою заклятием упокоения.
Упырь подскакивает. Не стряхивая кошек, бросается
на меня.
Заклятие срывается.
Падаю.
Чувствую клыки в шее.
...И с диким визгом упырь отлетает, как будто океанской волной
снесённый — или великанским пинком. Лохмотья на нём
горят, шкура чернеет. Кошки распадаются горстками праха.
По телу упыря бежит яркий огонь, неестественно яркий, чисто
белого цвета.
Исчезает.
От упыря остаётся горелый труп.
— Извините, — говорит мне Серёженька.
— Я как-то сразу не сориентировался.
И руку подаёт. Но руку я его принять не могу,
при всём уважении. Я на неё даже смотреть не могу.
Глаза режет. Свет идёт от Серёженьки, как
от промышленного прожектора. Даже девы и те лица
ладошками заслонили.
— Ой, — говорит наш клирик, — извините,
забылся.
Свет гаснет. Я шею пальцами трогаю — мокро. Пальцы
красные.
Ладно, что уж. Попадали и крепче.
Если ты Светлый — это ещё не значит, что
ты не создаёшь проблем окружающим. Напротив. Именно
Светлые и создают окружающим действительно серьёзные проблемы.
Как в этот раз.
Стою я над трупом, дух перевожу, царапины на шее зажимаю
и потихоньку кровь останавливаю. На бабушку один раз
посмотрел и не смотрю больше. Амулет
её действительно выдохся. Она, бедная, сейчас только
переживать может. Перепугалась она очень, и стыдно ей,
что она с её жизненным опытом так плохо всё просчитала
и упыря вовремя не почуяла. Поэтому я на неё
не смотрю. Разволнуется ещё, с сердцем плохо станет. Или
на помощь кинется, и опять же —
не выдержит сердце...
Подходит ко мне берегиня. Толку мне с неё нету, она
и сама это понимает, но берегиня же —
не может в стороне стоять. Подходит, труп
разглядывает.
— Ой, — говорит, — а это Лариса Петровна.
Мы её знаем. Я ещё в том доме ей давление
мерила. Она как меня увидит, сразу просит давление
ей померить...
Меня смех разобрал. Кровь сильней пошла.
— А полгода назад перестала просить?
Берегиня глазами хлопает.
— Перестала... Я ещё спрашивала, не обидела ли
её чем-то.
— Мёртвая ваша Лариса Петровна, — говорю. — Примерно
полгода.