ОБЕЗЬЯНА РЕДИН. Хриплое дыхание действительно прослушивалось в некоторых местах пленки!
ТАНДЗИ (радостно). Вот видите!
РАФАЭЛЛА. Мальчик, мы верим, что это ты играл, что дыхание твоего учителя парило над твоей музыкой, словно бережно опекая ее. Он занимался с тобой особым, небывалым способом, безо всякой нотной грамоты и без всякого обучения исполнительской технике. Ты овладел игрой, не зная даже, как какая нота называется, не зная, что надлежит сделать, чтобы звук инструмента получился живым, сочным, исполненным глубины. Тебе никто ничего не говорил, не объяснял. Ты только слушал то, что играл маэстро, и смотрел при этом, что происходило с его правой рукою, с левой – и затем все это мог уже воспроизвести на инструменте.
ТАНДЗИ. Все так и происходило, графиня.
РАФАЭЛЛА. Несомненно, ТАНДЗИ! Но чтобы все так происходило, надо было предварительно уметь играть, очень и очень хорошо играть. Понимаешь? Великолепно уметь играть. Чтобы с первого раза повторить вслед за учителем тот или иной пассаж клавирного концерта – для этого ученик должен быть на таком уровне, когда нет уже никаких проблем с исполнением. Воспроизвести звук определенного музыкального качества – это непросто, мой мальчик. Расстояние между кончиком пальца и клавишей, которой палец касается, у каждого музыканта как бы свое – в том существует огромная разница! И чем большее пространство, наполненное таинственными чувствами, преодолевает палец музыканта, тем насыщеннее и красивей получается звук. А самый короткий, самый примитивный путь пальца к моменту соприкосновения его с клавишей дает звук тупой и мертвый, страшный своим внешним сходством с музыкальным звуком. Так призрак человека страшен, когда он похож на существовавший оригинал. И ты ведь понимаешь: для того чтобы почувствовать качество звуков, извлекаемых из инструмента, за ним надо посидеть и потрудиться с достаточным усердием многие годы. Но как все это удалось, если тебе было – смешно даже подумать – всего шесть лет, когда ты стал в совершенстве исполнять сложные опусы самого СЕБАСТИАНА БАХА…
ТАНДЗИ. Не знаю… Но тогда я почему-то мог это делать.
ОБЕЗЬЯНА РЕДИН. Ответ тот же, что и мне когда-то.
Я тогда сразу обратил внимание на звуки дыхания, прослушиваемые в некоторых местах кассет. И тогда мне ясно вспомнилось, что такое же хриплое, старческое дыхание было записано на пленках, которые я прослушивал лет двадцать назад. Хорошо помню, что этим случайным звукам, не относящимся к музыке Баха, я придал тогда особенное значение. Мне даже захотелось дать имя этому странному явлению – и я назвал его ХДСМ, то есть Хриплое Дыхание Старого Мастера. Я принял эти звуки за звуки дыхания пианиста, чье исполнение было записано на пленку.