Я переживала о судьбах людей, которых никогда не встречала, никогда бы и не встретила, проживи я на свете хоть тысячу лет… Это особенность такая была во мне, о которой никто не знал. Странность, старательно скрываемая от чужих глаз. Необнаруженная причуда. Неизобличенная блажь. Благоглупости, одним словом. Но благодаря этому моя жизнь на земле приобрела хотя бы некоторое таинственное неземное свечение.
…Вот ТАНДЗИ какой-то. Сумасшедший японский юноша. Ведь ты знал его, кажется? Ты, кажется, подружился с ним, когда был в Японии, не так ли?
ВЕЗАЛЛИ. Нет, это не я. Это валторнист Редин, русский, – о мальчике рассказывал мне он, когда я навещал его в психиатрической лечебнице. Он давал мне послушать магнитофонные кассеты с записями этого японского вундеркинда. Оказывается, юный японский псих был гениальным пианистом. На почве музыки у него и поехала крыша. Господин же русский музыкант свихнулся на том, что вроде бы потерял чувство юмора. А было ли ему что терять, вот вопрос.
ТАНДЗИ. Кажется, я встретился с русским музыкантом, когда мне было двадцать два года. Я тогда учился в университете Васеда на русском отделении. Эта встреча в психиатрической лечебнице была для меня настоящей удачей! Мы говорили по-русски, я мог практиковаться с ним в разговорном языке. Он закончил консерваторию по композиторскому классу, но почему-то не стал сочинять музыку, а стал валторнистом. Мне он объяснил, что это вышло из-за сильно развитого у него в молодости чувства юмора. Ему было смешно, говорил он мне с грустным, даже тоскливым видом, что валторнисты надувают щеки, выпучивают глаза и вместе с тем извлекают из своих инструментов такие замечательные музыкальные звуки. Романтические, говорил он, гулкие, напоминающие далекое лесное эхо.
РАФАЭЛЛА. Ты ведь был, мой мальчик, я слышала – гениальным музыкантом?
ТАНДЗИ (болезненно вскрикивает). Что вы! Я был всего лишь маленький больной человек!
РАФАЭЛЛА. Но говорили, что уже в шесть лет ты замечательно играл клавирные сочинения Баха.
ВЕЗАЛЛИ. Да, именно так и говорил ОБЕЗЬЯНА РЕДИН…
ОБЕЗЬЯНА РЕДИН. Не просто замечательно играл – играл изумительно, красиво, глубоко, как большой музыкант. Это было не просто исполнением талантливого вундеркинда, это было игрой зрелого мастера…
РАФАЭЛЛА. Неужели! Милый ТАНДЗИ, как это тебе удавалось?