Надзирательница, заметив это, побагровела от злости и, подлетев ко мне словно огромная старая летучая мышь, закричала:
– Что ты вздумала? В карцер захотела?!
– Я хочу домой, – проговорила я, едва сдерживая слезы, – Отпустите меня, пожалуйста, миссис Лафайет. Молю вас.
Я услышала насмешки из остолбеневшей посреди коридора толпы.
– Домой? – повторил кто-то.
– За эти слова ее точно поколотят, – услышала я. – Она точно влипла!
Не сомневаюсь, что каждый из этих детей меня понимал, только вот они знали больше чем я. Иначе проситься домой, бросились бы все. Но здесь никого домой уже никогда не отпустят.
Мне здесь не место.
Надзирательница выпрямилась и, глядя на меня с высоты своего двухметрового роста спросила:
– Ты все еще не поняла, куда ты попала, деточка?
– Я хочу домой. – Мой взгляд не мог противостоять испепеляющему взору миссис Лафайет, и я опустила голову. – Прошу. Мне здесь не место.
– Теперь твой дом здесь, и чем скорее ты это осознаешь, тем лучше, – проговорила твердым надменным голосом надзирательница. – Забудь о своей прошлой жизни и о своих тунеядцах родителях. Твой пьяница-отец пришел к нам просить еды, и мы приняли его. Мы приняли тебя. Зачем? Чтобы слушать разговоры о доме и о том, как хорошо там, за стеной? Разве ты забыла как там, за стеной? Ты только оттуда. Там голод и смерть! Там чума и проказа! Туберкулез! Разве ты забыла об этом? Может быть, ты позабыла и о войне?
– Нет, – ответила я. – Не забыла, миссис Лафайет.
– Тогда не вынуждай меня вытряхивать из тебя душу, – проговорила миссис Лафайет и добавила: – Шагай!
Я обтерла рукавом рубахи слезы и покорно направилась вместе со всеми ребятами в столовую. Больше я никогда не просилась за стену, больше я никогда не просилась домой.
Мне не нужно проситься, мне нужно сбежать.
По полу веяло холодом и казенные сандалии, выданные мне вчера кастеляншей, совсем не спасали. Мои ноги промерзли насквозь. От холода, я не чувствовала свои щиколотки и пальцы. От холода, кожу мою покрыли мурашки.
– Отсюда не выбраться, – тихо сказал кто-то из детей. Агнесса Лафайет этих слов не услышала, их услышала лишь я. – Смирись с этим.
Наш отряд, состоящий из девочек в серых одеждах, вошел в столовую, и прошел к раздаче по узкому проходу, разделявшим зал на две равные половины. С одной стороны ели мальчики, с другой – девочки. Я ни на кого не смотрела, лишь на носки своей обуви. Мне совсем не хотелось, есть, мне хотелось броситься отсюда прочь, даже если такого места нет.