– Шелби нужен мой совет, и я знаю достаточно, чтобы дать ей его, – сказала Холмс.
Я спросил, не говорила ли она с моей сестрой о ее рисунках. Это был наш последний вечер в Лондоне, мы отправлялись в Сассекс на следующий день после обеда. Мать превратила мою спальню в кабинет, так что мы сидели там же, где и всю неделю, – на паре складных матрасов в гостиной, со сваленными позади, точно баррикада, сумками. Небо снаружи стало светлеть. Наше соглашение с Холмс быть друзьями впало в спячку. Иными словами – как и не бывало.
– Достаточно? – переспросил я.
– Отец считал, что это важная составляющая моего образования. Я могу бесконечно рассуждать о цвете и композиции благодаря ему, и… – она нахмурилась, – …моему старому учителю, профессору Демаршельеру.
Я приподнялся на локте:
– Ты… рисовала картины?
Меня задело то, как мало я знал о ней, как много фактов из ее жизни вплоть до этого сентября доходили до меня либо через вторые руки, либо фрагментами, не связанными друг с другом. У нее был кот по имени Мышь. Ее мать была химиком. Но я понятия не имел, какую книгу она купила первой, или хотела ли она когда-нибудь стать ихтиологом, или даже как она выглядела, когда ее не разыскивали за убийство. Она играла на скрипке, да, и я предполагал, что она пробовала и другие виды искусства. Я пытался представить, как выглядела Холмс, рисующая картину. «Девушка в темной комнате, – подумал я, – отвернувшая лицо». Но, когда я посмотрел на нее, она повернулась ко мне:
– У меня нет таланта, я не хочу тратить свое время на вещи, в которых не сильна. Но я беспристрастный критик. Твоя сестра вполне хороша. Тонкое чувство композиции, интересное ощущение цвета. Видишь? Вот, пожалуйста: говорю об искусстве. Ее тематика ограничена, да. Я увидела около тридцати изображений соседской собаки.
– Псина обычно спит на заднем дворе, – улыбнулся я. – Удобная модель.
– Мы могли бы взять Шелби в галерею Тейт. Завтра утром, до того как уедем. Если хочешь.
Шарлотта закинула руки за голову. В темноте ее кожа была похожа на сливки в кувшине. Я перевел взгляд на ее лицо. Было поздно, а в позднее время я позволял себе такие взгляды.
Я позволял их себе всегда, если честно. В четыре утра я мог в этом признаться.
– Галерея Тейт, – повторил я, стараясь сосредоточиться.
Предложение казалось отличным.