Когда уже довольно поздно я шел домой, то все ждал, что внутренний голос каким-то образом откликнется и подскажет мне, как вести себя дальше. Однако он молчал, хотя я почему-то чувствовал, что сейчас приблизился к нему еще на несколько шагов, и мы сможем откровенно пообщаться. Но как и когда это случится – было пока совсем неясно.
Мои родители составляли весьма дружную пару во всем: в хозяйственных делах и заботах, встрече праздников и гостей, в преодолении недомоганий, болезней и т. д. Ну и конечно, они вместе старались воспитывать старших сестер и нас с братом – «разгильдяев и оболтусов». Но все же было одно радикальное различие между родителями. Мать соблюдала все религиозные правила и обряды глубоко верующей христианки. Отец же в большей мере смотрел на мир глазами атеиста. Он умел делать все для разведения домашнего скота и получения богатого урожая с огорода, служил в военизированной охране местного речного порта, хорошо владел оружием, но даже не стремился знать, когда и что нужно совершать согласно церковному календарю. Он, похоже, только пассивно следовал религиозной активности нашей мамы.
Это все было легко понять и объяснить разницей условий их воспитания, взросления и жизни. Отец был значительно старше мамы, побывал на фронтах в трех войнах, много раз близко видел гибель людей и едва сам избежал смерти. Жизнь заставила его быть суровым и закаленным. Хотя в детстве он учился в церковноприходской школе, считал религию наивным мифом, а советская пропаганда тех времен подкрепила его скептицизм. Также и на нас, детей, в тех условиях наибольшее влияние оказывала школа, атмосфера атеизма, пропагандируемая властями и всей медиамашиной, работающей в одном направлении. Немалое влияние оказывало отделение церкви от государства.
У нас в доме в углах двух комнат висели большие старинные иконы, а в огромном сундуке и резном комоде было уложено много древних книг, одной из которых была Библия, и несколько писаний на загадочном для меня церковно-славянском языке. Там же хранилось много предметов и пахнущих нафталином вещей, вероятно, оставленных мамой как память о жизни в доме деда. Временами у нас в доме собирались какие-то старушки, о чем-то шептались с мамой, крестились, кланялись и произносили молитвы возле икон, а после с ней уходили в церковь, расположенную за городским кладбищем, в месте под названием «Панин бугор». Иногда было так, что мама брала нас с братом на кладбище, приводила к могилам бабушек и дедушек, а потом мы вместе стояли в церкви, когда батюшка вел службу. Наши сестры были не очень религиозными и ходили в храм с родителями только раз или два в год – по большим церковным праздникам. В школах, училищах и высших учебных заведениях (вузах) того времени много внимания уделялось атеизму, а религию называли в шутку или всерьез «опиумом для народа». Но все-таки в нашем городе был силен дух религиозности и вековых традиций православной веры. Постоянно действовали несколько церквей, была духовная семинария и монастыри на обширной территории Кремля.