Серёжа два дня ничего не ел, кроме феназепама. Сосед-одноклассник принёс ему в утешение коробок травы. От горя и дури Бубнов совсем потерял соображение, тупо смотрел сериал и плакал в трусы.
На рассвете к нему в распахнутые окна ворвалась стая голубей. Птицы метались под потолком, хлопали крыльями. Пианист сначала подумал, что ангел смерти за ним прилетел. Включил свет. Голуби сидели на книжных полках, толклись под роялем, недовольно смотрели на Бубнова глазами-бусинками. Серёжа взял веник и стал прогонять незваных гостей. С недовольным курлыканьем они бегали от него по кругу и не хотели вылетать в окно. «Кыш! Кышш!!» Пианист взмахнул веником, задел люстру, со звоном посыпались гранёные хрусталики, которых много лет не замечал, про которые совершенно забыл, а тут вспомнил, как их с мамой протирал и вешал в детстве. Нервы были на пределе, снова заплакал, заскулил в трусы: «Я самый плохой, я хуже тебя, я самый ненужный, я гадость, я дрянь, я – серый голубь»[1].
Днём отправился в «Дикси» за газировкой, но ноги понесли куда-то в сторону. Вдруг Бубнов ясно осознал, что жить больше незачем и надо прямо сейчас закончить «всю эту пошлую историю». Нетвёрдо держащийся на ногах пианист твёрдо решил сброситься с крыши – так, чтобы разбило голову в шмяку. Пошатываясь, шёл по линиям и выбирал подходящий дом. Дома были не такие уж высокие, примерно как и его трёхэтажный на Репина, оставался риск выжить, а надо было, чтоб уж точно в шмяку. Может, на Приму? Подняться на высотку, окинуть прощальным взглядом питерские крыши, морскую полоску, туманный горизонт, вдохнуть полной грудью и сделать последний шаг.
У Бубнова было горячо в груди и холодно в поддыхе, казалось, что от шеи вниз содрали кожу, сердце и лёгкие прикрыты хрупкими костями, финский ветер выдувает жизненные силы, ноги слабеют и до Примы будет просто не добраться. В голову лез французский глагол «экорше» – «сдирать шкуру». Нет, надо здесь искать дом. Даже пятиэтажный подойдёт, только нырять головой вниз, а не солдатиком.
«Экорше, экорше». На линиях пахло мёдом, Бубнова штормило, чуть не наступил на привалившегося к поребрику толстого коржика. Его толстый задумчивый хозяин дёрнулся, присмотрелся:
– Парень, шёл бы спать!
– Извините.
– Тебя проводить?
– Проводите.
– Куда?
– Я забыл код. Здесь живёт моя подруга.