Объяснение с Лариным прошло на удивление легко. После майских арестов он и сам вынужден был скрываться, поэтому отговаривать не стал.
– Сам решай, что тебе делать, – сказал он. – Я уже ни в чем не уверен.
А потом, видимо, продолжая внутренний диалог, воскликнул:
– Они собираются привлечь к делу Яшку Кошелька, этого беспринципного бандита, убийцу! И после этого будут говорить о чистоте идеалов и высоких целях. Нет, ты правильно поступаешь, Николай, уезжай. Я не буду тебя удерживать.
Намного сложней оказалось расставание с Надеждой. Аргументы, высказанные в пользу отъезда, казались неубедительными, поэтому основной акцент приходилось делать на безопасности самой Нади.
– Ты же понимаешь, чекисты сюда придут, а из-за меня они не пожалеют и тебя. А Кириллу нужна мать, ты ему еще долго будешь нужна. Надеюсь, все устроится и мы еще встретимся.
Но Надя прекрасно понимала, что они не встретятся, что она потеряла еще одного мужчину. Мужчину, с которым она провела лучшие полгода своей жизни.
Васадзе с толком, аккуратно, как учили, уложил вниз вещмешка редко используемые вещи, сверху – более необходимые. Сначала легло сменное белье, телеграмма из дома, потом бинт и плоская фляга со спиртом, нитки с иголкой, складной нож, походный котелок и ложка, сверху – немного еды в дорогу. Больше всего было жаль, что аттестат пилота остался в училище, он не успел туда вернуться – казармы заняли вооруженные отряды большевиков. А так хотелось похвастаться им перед родителями.
Надежда вспомнила, что также провожала на фронт мужа, и нехорошее предчувствие нагнало слезы. Револьвер системы Нагана с запасными патронами Васадзе положил поверх белья. Если будут искать, все равно найдут, а если понадобится срочно доставать, то не придется долго копаться в мешке.
Николай отдал Надежде все деньги, что остались у него после актов экспроприации, взяв себе только серебряные монеты (на неделю должно было хватить), потому что знал – серебро берут везде, а вот с бумажками будут проблемы.
И все равно он шел на вокзал, полный противоречивых чувств. Не подвел ли он Ларина, как Надежда справится одна? Но чем ближе он подходил к Казанскому, тем тверже был его шаг, а мысли все больше убегали в будущее. Даже воспоминания всплывали, в основном связанные с домом, родителями, Тифлисом. Наверное, поэтому, когда он вдруг услышал полузабытую грузинскую речь: «Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите!»– реакция его была мгновенной.