Девушка выступила вперед и сложила руки перед собой, не обращая внимания на тихие усмешки и издевки по поводу жалкого состояния своего инструмента.
Да, соперник был хорош.
Но она – лучше.
Прежде чем кто-то успел ее остановить, она вспрыгнула со сцены прямо на ближайший стол, заставив сидевших за ним разразиться испуганными криками, и принялась выстукивать подошвами сандалий ровной ритм, который эхом разнесся по всему трактиру. На служанку свою Карина не оборачивалась, но чувствовала, что Амината хоть и хмурится, но вторит ей хлопка́ми в ладоши. Через несколько секунд весь зал присоединился к этой победительной дроби. Люди отбивали ее всем, что попадалось под руку, прямо на столешницах.
Сверкнув ухмылкой такой страшной, что позавидовала бы и гиена, девушка заиграла во всю мощь.
Да, это была все та же «Баллада Баии Алахари», но вывернутая ею почти до неузнаваемости. Если ее конкурент, как принято, акцентировал на прекрасной, хотя и несколько удушливой скорби, которой эта песня, собственно, и прославилась, то принцесса довела мелодию, можно сказать, до исступления, придав ей скорость самых энергичных танцевальных композиций. Она достигала крещендо там, где полагалось «успокаиваться», и рвала на куски музыкальные фразы, которым полагалось звучать плавно. При этом песня осталась преисполнена скрытой печали – только печали, переплавленной в маниакальную энергию. Лишь такой вид печали был Карине знаком.
Первый куплет она пропела по-зирански, последовательно оборачиваясь во все стороны, чтоб слова долетали повсюду.
Во втором Карина перешла на кенсийский – из группы арквазианцев сразу донеслись торжествующие вопли, и они впервые за весь вечер активно подключились к исполнению. Затем пришел черед языка тхонга, потом – опять кенсийского: казалось, принцесса твердо решила не забыть ни одного значительного языка континента Сонанде. Единственным, на котором не прозвучало ни строчки, был дараджатский. Никому из ее наставников и гувернеров наречие Эшры не казалось достаточно важным, чтобы обучать ему принцессу, а мотива учить его самостоятельно у нее и подавно не было.
Последние звуки баллады потонули в грохоте рукоплесканий и воплей. Карина одарила артиста милой улыбкой. Тот, казалось, готов был разбить о землю свой инструмент.
– Похоже,