– Да? Тогда, может, ты расскажешь мне, как наша мать противостояла захвату Сполето? Я ещё бы поняла, если бы она помешала лично мне, наши отношения тебе хорошо известны. Но ведь она лишила герцогства своего внука. Ради кого? Ради братца любовника! Для своего Тоссиньяно она принесёт в жертву кого угодно, надо будет, пожертвует и тобой, дорогая сестрица. Что, я не права?
Теодора испуганно замолчала. Мароция продолжала сидеть на краю купели, нервно болтая ногами и напряжённо размышляя о чём-то. Младшая сестра подплыла к ней и нежно погладила её по ноге.
– Окунись, сестрица, ты почувствуешь себя лучше. Нельзя вечно жить в страхе и озлоблении. В конце концов, у тебя есть Тоскана, есть любящий муж, который будет биться за тебя насмерть. А если ты будешь в порядке, то буду в порядке и я. Ведь так? – Теодора с любовью посмотрела на свою сестру.
Мароция улыбнулась ей в ответ, но мгновение спустя её лицо вновь приняло озабоченный вид.
– Ты всё говоришь правильно, сестра моя.
– Давай сегодня же позовём к нам кого-нибудь из римлян. Пригласи Льва, он настолько страстен, что я, наблюдая за вами, всё время жутко завидую.
– Он на днях стал кардиналом, Теодора.
– Да, и с каких пор тебе это стало мешать?
Мароция с укоризной взглянула на сестру.
– Прости, прости, – заспешила Теодора, – я не хотела тебя обидеть.
– Ты меня вовсе не обидела, сестра, но всё же следи за своими словами, ибо подобное легкомыслие может быть использовано против нас. Кого же ты думаешь пригласить к себе? – Мароция перевела разговор в любимое для своей сестры русло.
– Ну-у-у, – Теодора с кокетливым смущением повела белоснежными плечиками, – недавно я пригласила к себе некоего Константина, он служит у тебя в замке Ангела и настолько хорош собой…
– Дорифора Константина? Что за неуёмное влечение у тебя, сестра, ко всяким плебеям?
– В них сила и ярость природы в своём первозданном виде. Им всю жизнь приходится биться за кусок хлеба, тогда как прочим он достаётся уже при их рождении.
Мароция пожала плечами.
– Теодора, вам уже тридцать лет, пора бы становиться разборчивее.
Теодора обиженно поджала губки. Время от времени ей приходилось слышать от сестры и матери подобные упрёки в легкомыслии. Чтобы скрыть обиду, она вновь с головой опустилась в воду.
– Вам уже тридцать лет, и вот уже почти четыре года, как вы вдова несчастного сенатора Грациана, сгубившего себя вином, – услышала она в следующий миг, – и вы с тех пор и по сей день не замужем. Почему? Вы никогда не задумывались об этом? Ведь недостатка в поклонниках у вас нет и не было.