– Уу… какие слова ты знаешь.
– А ты про космос меня просветила. И прогнозы составлять умеешь. Правда, не те, что надо. Но главное – вместе мы сила и время до коллапса еще есть.
– Ладно… Идем на пытку, – сказала Аня, и комната опустела.
Казимир отключил монитор и уставился на босса.
На лице Захара Ильича была усмешка, не сулившая двум болтушкам ничего хорошего.
Врожденную черту – злобливость – он научился ловко маскировать служебной необходимостью, а Казимир, раскусив его, научился ему подыгрывать.
– Вот дурехи. А ведь дамы уже не первой свежести, – сказал он. – Могли бы ума набраться и научиться язык держать за зубами. И эти хороши. Те, что картежники. Да… Длинный язык к добру не приводит.
– Вот и прикуси его, – одернул помощника Захар Ильич и принял озабоченный вид.
– Дай мне подходы к Овальному залу, – сухо сказал он.
– Слушаюсь, босс. Совещание там будет?
– Да.
– Почему Тихон Фадеевич каждый раз меняет дислокацию?
– Чтоб тебе не скучать.
На мониторах было видно, как люди с противоположных концов коридора стекаются к массивной двери, за которой их поглощала пугающая темнота.
– Отвернись.
Казимир исправно выполнил приказ с плутоватой улыбкой на лице.
Захар Ильич проходит в дальний угол комнаты, где за ширмой стоит небольшой сейф, и открывает его дверцу. В сейфе был секретный монитор начальника Особого отдела службы внутренней безопасности. Он надел наушники и включил звук.
В наушниках раздались стоны, ахи и вздохи.
Это Тихон Фадеевич, глава холдинга и основной акционер – семьдесят пять процентов акций – занимался сексом с секретаршей.
Он мужик в соку. Ему полтинник, он ниже среднего роста, с короткой бычьей шеей и грубыми чертами лица. У него короткие руки и толстые пальцы с рыжими волосами.
Захар Ильич в полном недоумении не может оторваться от экрана.
– Почему в этот раз на письменном столе? – бормочет он себе под нос и не может найти ответа.
Ведь неудобно.
Впрочем, если припрет… Тем более Тихону.
На самом деле ответ был прост: Тихон увидел аналогичное мероприятие в голливудском фильме. Затем его повторили в нашем изделии, и Тихон решил испробовать эту позицию, чтобы идти в ногу со временем и европейскими ценностями, которые подразумевают свободу личности и волеизъявления и которые он, как абсолютный эгоцентрик, истолковывал как приоритет своих потребностей над всем остальным.