Иногда Превосходительство спускался в подземелья замка и пытал Хобла. Он испробовал с ним все – убеждения, мольбы, подкуп, боль, но ничто из этого не могло пронять дока. Единственный человек, который мог добиться признаний у любого, даже самого упертого пленника, месяц назад был сброшен с крепостного вала в Галфагесте и оставлен гнить в пустыне на потеху стервятникам.
Логрен был уверен, что Хобл знает некий секрет, некое средство, что способно замедлить процесс деградации гена Фокенау. Док сам случайно обронил такие слова, но убийство преподобных и капеллана превратило его в отступника. Этот предатель не знал того, что знает Его Святейшество, не видел будущего, что скоро неизбежно разверзнется над миром. Ордену сейчас, как никогда, нужна была Лиллит, но это случится только тогда, когда исполнится ее воля. А для ее исполнения Превосходительству нужно было довести до конца задуманное, упрямо следуя по Пути Очищения.
В дверь комнаты стеснительно постучали. Логрен с трудом оторвал взгляд от камина, посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что целых два часа в оцепенении наблюдал за игрой языков пламени в костре.
– Войдите, – голос Превосходительства осип от долгого молчания.
Дверь отворилась, и в покои ввалилась бесформенная фигура настоятельницы Клареты. Она вела за руку худую испуганную девушку. Ее жесткие коричневые волосы отличались редким рыжеватым отливом, а на треугольном лице сияли большие глаза цвета распустившейся фиалки.
– Спасибо, настоятельница, вы можете подождать снаружи, – торопливо сказал Его Святейшество и раздраженно указал на дверь.
Кларета изобразила удивленное лицо, но после того как преторий, появившийся в дверном проеме, многозначительно кашлянул, она отступила и исчезла в слабоосвещенном коридоре.
– Присядь, дорогая, прошу тебя, – мягко сказал Логрен и пригласил девушку в противоположный от себя стул.
Она неуверенно прошла сквозь лабиринт из нагромождений бумаги и, едва не запнувшись об очередную стопу книг, быстро опустилась на сидение. Превосходительство ни мог не заметить, как она хороша собой, однако любовными делами он перестал интересоваться уже очень давно. Чувства, что пробуждала в его сердце Лиллит, оставили свой отчетливый след, и прочие женщины были ему с тех пор безразличны.
– Ты знаешь, зачем я вызвал тебя в столь поздний час? – начал с вопроса Его Святейшество.